Дом ведьмы. Большая уборка
Шрифт:
Шел четвертый час наших с Джулианом совместных розысков. Мы сходили с ума, как могли…
Было темно — увы, в холле не удалось так просто добраться до источников света, как в кухне, обходились тремя лампами, выстроенными по периметру кучи. Хотя что-то с освещением определенно нужно было сделать, но сегодня Джулиан отказался ждать, сказав, что ему и так света достаточно.
Отчасти он был прав. Я подозревала, что если я увижу весь трындец, происходящий в холле дома — у меня упадет все. И трудолюбие мое иссякнет, так и не приступив ни
Разумеется, аракшас не поджидал нас на самом верху мусорной кучи, даже не думал. Нет! Он вероломно скрывался где-то в недрах, намереваясь не даваться нам в руки, ни быстро, ни просто. И разумеется, гора высотой в два моих роста не разгребалась быстро.
Разбирали кто откуда, Джулиан сверху — я снизу. Была у меня коварная идея устроить красавчику мусорный оползень и похоронить его в глубине этой горы, но с этим следовало потерпеть, хотя бы до обнаружения аракшаса.
Трудотерапия шла вампиру на пользу. По крайней мере увлеченный работой он в три раза меньше язвил, и иногда даже отвечал мне убедительно вежливо. Это был прорыв в его воспитании. Что ж, если так пойдет и дальше, к концу этой горы он будет даже весьма сносен. Даже невесте отдавать не стыдно.
Платье нашел Джулиан. Нашел и как юноша, еще не впечатленный разнообразием “ценных вещей” в моем доме, даже предложил мне полюбоваться. Я сие великолепие коварно отжала и поручила Прошке скрутить с расшитого корсажа все жемчужинки. Дальнейшей ступенью в нашем квесте было послать Триша в ателье господина Эрнста и предложить лепрекону снова поработать мне вместо ювелира.
А что? Хороший был жемчуг. Речной, мелкий, уже обработанный для вышивки, с маленькими тоненькими дырочками. Триш мне притащил целую половину злотого за это богатство и я сбросила все это в свой кошелечек, с магической сигнализацией. Поймала пристальный взгляд Джулиана, пожала плечами.
— Копейка рубль бережет, не слышал?
— У нас говорят “медянка хоронит злотый”.
— А, не важно, — я отмахнулась в ту секунду, — просто не надо так на меня смотреть. И все.
Дело происходило на кухне, мы прервались на бутерброды, потому что до приготовления еды руки так ни у кого и не дошли. Я пока не спрашивала, почему вампир так спокойно хомячил бутерброды с ветчиной, и не будет ли у него от этого болеть живот.
Ему видней, что жрать, в конце концов. Сколько он в этой тушке живет? Лет триста?
— Семьдесят два, Марьяна, — Джулиан снова ответил на незаданный мной вопрос. — Почему не надо на тебя смотреть? Вообще не надо? Это твое уточнение по моей клятве?
Вот ведь въедливый паршивец. Издевается он, что ли, надо мной?
Ну точно издевается. Еще и смотрит на меня так… Ехидно. А нефиг на меня смотреть, я почти в три раза тебя младше, ты древен как египетский фараон, и даже хуже.
— Все, что я заработала — все мое, — осклабилась я, — тебе в моем доме кроме аракшаса ничего не полагается.
— Я и не претендовал, — он еще и фыркнул. Ну, понятно. Конечно, для него-то мои деньги— копейки. Он, поди, и племяннице на конфетки больше дает.
Раздражение возникло как-то резко, и я даже вышла на улицу, чтобы хоть некоторое время не видеть физиономию этого вечно презрительного упыря.
Големы уже вьючили друг на дружку новую партию узлов с хламом, готовясь к новому заходу. Мы этих узлов во двор уже целую кучу натаскали. Очередную.
О, а вот и ножка табуретки выпала, надо поднять, нефиг тут на моем газоне валяться.
К ножке табуретки подскочила носящаяся по двору Вафля — когда я узнала, что мой фамилиар не сможет без моего разрешения покинуть магических границ дома, я спокойно выпустила её гулять. Дальше кухни мы её не пускали — я боялась за сохранность лапок, да и за то, что наглотается моя радость какой-нибудь гадости, разбирайся потом, есть ли в Велоре пристойная магическая ветеринария.
— Что? — я удивилась, заметив, что дракошка как завороженная таращится на ножку табуретки в моих руках, которую можно было использовать в качестве дубинки, при желании. — Хочешь поиграть? Бросить?
Вафля подобострастно заскулила всеми тремя головками и заерзала хвостатым задом по траве. Что еще за собачьи повадки?
— Ну, окей, давай, неси, — я швырнула палку, но в основном высоко, а не далеко — не хотела, чтобы, не дай бог, палка улетела за забор.
ПЫФ!
Да, как-то так оно и прозвучало.
Вафля, оказывается, хотела, не принести мне палку, а плюнуть в неё плотным сгустком оранжевого огня. Я не успела напугаться, что огонь упадет на чертову кучу листьев, до которой у меня еще не дошли руки. Была себе палка в воздухе, а на землю упала она горячим пеплом.
— Какая ты у меня горячая девочка, — улыбнулась я и присела, чтобы приласкать дракошку. Руки к ней тянулись сами по себе. Тискала бы и тискала, если бы не было необходимости работать, в ритме вальса, ощущая, как быстро утекает сквозь пальцы мое время.
Четыре часа. А куча будто и вовсе не уменьшилась. Сколько времени мне нужно терпеть Джулиана в моем доме, да еще и в комплекте со всем этим его снобизмом?
Если так пойдет и дальше, то не видать мне возможности уронить тяжелую, кованую люстру, что висит в холле, на его голову? Переживет меня, паразит.
— Ну, а ты подготовься и организуй мою смерть напоследок. В последний день, последним словом. Это будет чрезвычайно эффектной местью.
Вампир звучал спокойно. А нашелся — вообще за моей спиной, на невысоком кухонном крылечке. Уселся себе на ступенечке с чашкой чая, морду лица солнышку подставил.
— Ты по законам жанра вообще должен сгореть от солнечного света, — буркнула я, посвящая все свое внимание Вафле и чувствительному месту между её крылышками. Дракошка умилительно выгибалась, жмурила все шесть глазок и била хвостиком от удовольствия.