Дом Земли и Крови
Шрифт:
— Моя мама сделала ее в тот день, когда мы вышли из больницы в Роске.
Он знал, что она к чему-то клонит и был готов подыграть ей.
— А почему вы оказались в больнице?
— Диссертация Даники была посвящена истории незаконной торговли животными. Она раскрыла настоящую контрабандную сеть, но ни в Аикс, ни в 33-м ей никто не помог бы, так что мы с ней пошли разбираться сами. — Брайс фыркнула. — Операцией руководили пять гадюк-оборотней, которые поймали нас, когда мы пытались освободить стада. Мы называли их
Конечно, они это сделали.
— И на сколько сильно?
— Погоня на мотоцикле и авария, моя правая рука сломана в трех местах, у Даники сломан таз. Даника получила два выстрела в ногу.
— Боги.
— Видел бы ты эти норы!
— Ты убила их?
Ее глаза потемнели, в них не было ничего, кроме чистого хищника Фейри.
— Некоторых. Те, кто стрелял в Данику… я позаботилась о них. Остальное досталось полиции. — Горящий Солас. У него было такое чувство, что за этой историей кроется нечто гораздо большее. — Я знаю, люди думают, что Даника была безрассудной тусовщицей с проблемами с мамой, я знаю, что Сабина думает так же, но… Даника пошла освобождать этих животных, потому что она буквально не могла спать по ночам, зная, что они были в клетках, напуганные и одинокие.
Принцесса Вечеринки, Хант и триарии издевались над ней за ее спиной.
— Даника всегда так поступала — помогала людям, которых Сабина считала ниже своего достоинства. Возможно, какая-то ее часть делала это, чтобы разозлить маму, но в основном потому, что она хотела помочь. Вот почему она так легко обошлась с Филипом Бриггсом и его группой, вот почему она дала ему так много шансов. — Она испустила долгий вздох. — С ней было трудно, но она была хороша.
— А как насчет тебя? — осторожно спросил он.
Она провела рукой по волосам.
— Почти каждый день я чувствую холод, как здесь, с Айдасом. В большинстве случаев все, чего я хочу, — это вернуться назад. К тому, как это было раньше. Я не могу продолжать идти вперед.
Хант долго смотрел на нее.
— Знаешь, среди падших были такие, кто принял нимб и татуировку раба. Через несколько десятилетий они смирились с этим. Перестали бороться.
— Почему ты никогда не останавливался?
— Потому что мы были правы тогда, и мы все еще правы сейчас. Шахар была всего лишь острием копья. Я слепо последовал за ней в битву, которую мы никогда не смогли бы выиграть, но я верил в то, что она отстаивала.
— Если бы ты мог сделать это снова, снова маршировать под знаменем Шахар-ты бы это сделал?
Хант задумался над этим. Обычно он не позволял себе слишком долго размышлять о том, что произошло с тех пор.
— Если бы я не взбунтовался вместе с ней, меня бы, наверное, заметил другой Архангел за мою молнию. Скорее всего, сейчас я служил бы командиром в одном из городов Пангеры, надеясь однажды заработать достаточно денег, чтобы купить себе выход из службы. Но они никогда не отпустят человека с моим даром. И у меня не было другого выбора, кроме как вступить в легион. Это был путь, на который меня толкнули, и молния, и убийство — я никогда не просил быть хорошим в этом. Я бы бросил все это в мгновение ока, если бы мог.
В ее глазах мелькнуло понимание.
— Я все понимаю. — Он приподнял бровь. Она пояснила: — быть хорошим в том, в чем ты не хочешь быть хорошим. Тот талант, от которого ты избавишься в мгновение ока. — Он склонил голову набок. — Я имею в виду, посмотри на меня: я потрясающе привлекаю придурков.
Хант фыркнул от смеха. Она сказала,
— Ты не ответил на мой вопрос. Ты бы все еще взбунтовался, если бы знал, что произойдет?
Хант вздохнул.
— Именно это я и хотел сказать: даже если бы я не взбунтовался, то все равно остался бы в приукрашенной версии своей теперешней жизни. Потому что я все еще легионер, которого используют из-за моих так называемых даров-только теперь я официально раб, а не служащий. Единственное отличие заключается в том, что я служу в Вальбаре, заключая дурацкую сделку с Архангелом, надеясь однажды получить прощение за свои предполагаемые грехи.
— Ты же не думаешь, что это были грехи.
— Нет. Я думаю, что иерархия ангелов-это чушь собачья. Мы были правы, что взбунтовались.
— Даже если это будет стоить тебе всего?
— Да. Так что я думаю, что это мой ответ. Я все равно сделаю это, даже зная, что произойдет. И если я когда-нибудь освобожусь… — Брайс остановилась. Встретив его немигающий взгляд,
Хант сказал:
— Я помню каждого из них, кто был там на поле боя, кто убил Шахар. И все ангелы, Астери, Сенат, губернаторы — все они были там во время нашего приговора. — Он прислонился к стойке позади них и отхлебнул пива.
— А после того, как ты убьешь их всех? И что же тогда?
Он моргнул от отсутствия страха и осуждения.
— Ты имеешь в виду, при условии, что я это переживу.
— Если предположить, что ты переживешь схватку с архангелами и Астери, что тогда?
— Ну, не знаю. — Он слегка улыбнулся ей. — Может быть, нам с тобой удастся это выяснить, Квинлан. У нас будут столетия, чтобы сделать это.
— Если я совершу переброс.
Он вздрогнул.
— А ты бы предпочла этого не делать? — Это было очень редко, так редко, чтобы Ванир отказался сделать переброс и прожил одну смертную жизнь.
Она добавила в кастрюлю еще овощей и приправ, а потом бросила в микроволновку пакетик быстрорастворимого риса.
— Ну, не знаю. Мне понадобится якорь.
— А как же Рун? — Ее кузен, даже если бы ни один из них не признался в этом, взял бы на себя всех зверей в яме, чтобы защитить ее.