Дом Зеора
Шрифт:
Клид стоял в углу, стиснув прутья так, что побелели костяшки пальцев; его щупальца тщетно метались в воздухе. Время от времени он издавал нечленораздельное рычание. Тело его было напряжено. Он ускорялся, стараясь сломать прутья! Но они даже не сгибались под его бешеным натиском.
Единственным результатом безумных усилий проводника стало увеличение числа зрителей и их насмешек. Но после того как от казарм подошла еще целая толпа, с другого направления показалась еще одна, гораздо более дисциплинированная группа. К клеткам прислонили лестницу. Трое из вновь пришедших поднялись на крышу, и один из них обратился
— Расходитесь! Десятому, двенадцатому и восемнадцатому отрядам приказано отправляться на зачистку. Идите к доске приказов!
Все немедленно разбежались, и спустя минуту не осталось ни одного рейдера, кроме тех, что подняли Эйшу в специальной упряжи. Валлерой крикнул:
— Куда вы ее забираете?
Они не ответили и спустили отбивающуюся и кусающуюся девушку по лестнице. Затем один их охранников подошел к клетке, чтобы осмотреть прутья после бешеных усилий проводника. Убедившись, что извращенцу не вырваться, он остановился возле Валлероя и сказал:
— Рунзи всегда доставляют товар, чистый и проверенный… и в указанное время. Мы вернемся за тобой… позже. — Он взглянул на бьющегося проводника. — Можешь рассказать ему, если он будет слушать. Надеюсь, он не покончит самоубийством до того, как наступит его очередь.
Это встревожило Валлероя. Он никогда о таком не слышал, но предполагал, что проводник может выпустить весь селин, что будет равно самоубийству. Однако сейчас он никак не может повлиять на Клида. Само такое желание только привлечет к клеткам саймов. А проводник даже не узнавал его.
Страшно и жалко было смотреть, как разумное человеческое существо ведет себя, словно спятивший орангутан. Оставаясь в безопасности за тремя рядами прутьев, Валлерой гадал, сможет ли он не дрогнув посмотреть в лице обезумевшему проводнику. Он смотрел в эти свирепые глаза, больше не казавшиеся человеческими, и почти радовался, что у него не будет возможности попробовать.
К завтраку он даже не прикоснулся.
В течение тех долгих часов, что он сидел и наблюдал за тем, во что превратилась гордость Зеора, сектуиб Клид Фаррис, несколько раз слышался топот уезжавших всадников. Краем сознания, той его частью, что по—прежнему отмечала каждую подробность, каждую мелочь, Валлерой отметил эти отъезды и запомнил, что лагерь теперь почти пуст. Но сам он был слишком эмоционально занят агонией своего друга, чтобы воспринимать этот факт как возможность. Он колебался между твердой решимостью помочь Клиду и ужасом, который словно был не его частью, но частью первобытной расовой памяти.
И когда пробуждалась эта примитивная память, она изгоняла все разумные мысли. Приходилось начинать сначала и восстанавливать все причины, почему служение товарища необходимо и почему его служение этому конкретному проводнику одновременно и необходимо, и возможно. В результате не холодные логичные соображения относительно необходимости спасти Зеор, Тектон и все человечество вернули Валлероя к здравому смыслу. Нет, это было воспоминание о том теплом чувстве, которое он испытал, когда Фелехо назвал его назтером.
Это воспоминание повлекло за собой множество ассоциаций. Гордость за свою работу на празднике разъединения Хреля. Беспримерное удовлетворение, которое он испытал, найдя свое место в Зеоре, и которое изложил в своем рисунке для соревнования в Аренсти. Тот восторг,
И все это произошло за четыре недели, в то время как за тридцать предыдущих лет жизни он не испытывал ничего подобного. Теперь он знает, где его место. В Зеоре. Но Зеор нуждается в Клиде и как в проводнике, и как в необыкновенно способном администраторе. И Валлерой понял, что сейчас жизнь Клида зависит от его, Валлероя, способностей как товарища.
И снова и снова он приходил к одному и тому же выводу. Жизнь Клида важней его собственной, Валлероя, жизни, поскольку без Клида не будет Зеора и не будет дома, куда можно возвращаться. Поэтому если он позволит Клиду убить его и Клид его действительно убьет, сам проводник по крайней мере останется жив. Это эмоциональное решение согласовывалось и с рациональными доводами, приходившими Валлерою в голову. Но каждый раз как он принимал такое решение, он рисовал себе картину того, как оказывается перед безумно бьющимся проводником, и между ними нет никаких преград… и едва не задыхался от первобытного ужаса.
И мог подавить этот ужас, только напомнив себе, что он в клетке и не ему принимать это решение.
Наконец принесли специальную упряжь и для Валлероя и вытащили его из клетки. Именно такой возможности он ждал, но повторяющиеся утренние размышления настолько лишили его сил, что он не мог торжествовать. Все той же частью сознания отметил он номер на ключе клетки Клида, но не знал, как использовать эту информацию. Хоть он и не в клетке, у него нет возможности действовать.
Его связали прочными ремнями. Все ремни соединялись в одном месте за спиной, где находился замок. Четыре сопровождавшие его сайма не дали ни малейшей возможности для действий. Поэтому он шел не сопротивляясь. Ему не хотелось признаваться даже себе самому, но он был рад уйти подальше от обезумевшего проводника и дилеммы, которую предстояло решить.
Тем не менее Валлерой решил воспользоваться этим перерывом. Мысли его устремились к Эйше и ее участи. Охранники не отвечали на его вопросы, поэтому он продолжал обдумывать свои возможности и что с ними делать. Его провели мимо казарм, обошли вокруг конюшни и через заднюю дверь ввели в административный комплекс. В дальнем конце здания через боковой коридор провели в душевую. Два охранника развязали его, раздели и вымыли, как привычные конюхи скребут лошадей, потом дали белую рубашку до колен — обычную одежду обитателей загонов.
Валлерой покорно подчинялся всему этому, поскольку не возражал против того, чтобы стать чистым. Но когда его попытались снова связать, он уперся.
Неожиданным резким движением он вырвал ремни из рук охранника. Две секунды спустя обернул ремень вокруг щупальцев командира, захватил руку сайма в импровизированный замок и сильно нажал на латерали. Остальные саймы застыли, готовые наброситься на пленника, но не решаясь причинить вред своему товарищу.
Зная, что единственное его преимущество — внезапность, Валлерой быстро заговорил: