Дом

Hemmet

Mats Strandberg

Он прислушивается. Напряженно, затаив дыхание.

В комнату сквозь щели вокруг рулонной шторы просачивается солнечный свет. Юэль поднимает голову и щурится на цифры на старой стереосистеме. Еще только начало шестого утра.

Во рту пересохло, постельное белье мокрое от пота. Он смотрит на закрытую дверь и медленно выпускает воздух из легких. Должно быть, крик ему почудился. Привиделся во сне и остался там, а

Юэль снова кладет голову на подушку. Пытается закрыть глаза, но веки то и дело поднимаются. Тело устало и хочет лишь спать, но мозг проснулся. В голове бурлят мысли о том, что ему сегодня предстоит.

Он сдается. Шарит рукой вдоль шнура от лампы у кровати и наконец находит выключатель. Свет такой яркий, что лицо искажается гримасой. С постеров, приколотых к косой стене в спальной нише, на него смотрят Бретт Андерсон и Дебби Харри. Кэтлин Ханна призывно взирает с вырванной газетной страницы в изножье кровати.

Вставай. Вставай. Почему бы не начать прямо сейчас? Поднимайся. Прими душ, пока мама не проснулась. Вставай сейчас же! Ты все равно уже не уснешь.

Однако Юэль продолжает лежать. Кажется, чтобы подняться, надо сделать такое усилие, ресурса на которое у него внутри просто нет. Постель – могила из влажной ткани. Еще немного, и он сойдет с ума, если не сможет проспать целую ночь.

Юэль разглядывает комнату, в которой после его переезда из дома ничего не изменилось. Только сам он стал другим.

В девятнадцать лет все казалось возможным. Словно весь мир ждал его. За стенами этого дома. Вдали от этой деревни. А теперь, двадцать лет спустя, он вернулся и даже не может встать с кровати.

Внизу открывается дверь между кухней и прихожей. Юэль снова лежит не дыша.

– Ау! Где все? Здесь кто-то есть?

Пронзительный голос. Испуганный. Он проникает прямо внутрь Юэля. От него живот завязывается узлом.

А потом снизу доносится тяжелый шлепок.

Мама.

Юэль отбрасывает одеяло. Бежит по пожелтевшему сосновому полу, выскакивает к лестнице. За окном бледно-голубое июньское небо. Сейчас так рано, что сад еще погружен в тень, но деревья на холме уже полыхают в утреннем свете. Лестница на первый этаж хорошо освещена. На лимонно-желтом фоне обоев танцуют бабочки.

– Иду! – кричит Юэль и бросается вниз.

В прихожей пусто. Только кофта из флиса и ветровка висят на крючках рядом с его потертой кожаной курткой.

– Мама?

В ответ тишина. Юэль дотрагивается до входной двери. Заперто. Слава богу! Значит, мама в доме.

Дверь в ванную открыта. Юэль идет туда. Внутри чувствуется сладкий, затхлый запах. На полу валяются трусы, желтые в области промежности. На сиденье унитаза засохшие капли мочи. На дне ванны свернулся змеей душевой шланг.

Она могла упасть, пытаясь помыться. Могла сломать что-то. Удариться головой. Пытаться позвать на помощь. А я бы, может, даже не проснулся.

Ну разве не символично, что это могло случиться в их последний день вместе в этом доме? В последний день, когда за маму отвечает он?

Юэль идет на кухню. Длинный тряпичный половик лежит криво. Шлепок отдается эхом у него внутри.

– Мама? Ты где?

Проходя мимо мойки, Юэль приподнимает картонную упаковку из-под вина, которая стоит на том самом месте, где он ее оставил.

Почти пустая.

– Юэль? Юэль!

Он спешит в гостиную. Мама смотрит на него с места, где раньше стояли небольшой обеденный стол и стулья. Ее бесцветные глаза по-детски испуганы, лицо так быстро состарилось этой весной. Седина на голове отросла на несколько сантиметров, она кажется почти лысой. Надо покрасить ее перед отъездом.

Мамочка.

Одетая в старую футболку, мама стоит, наклонившись вперед, так что футболка свисает почти до колен. Коленные чашечки похожи на костлявые наросты на слишком худых ногах.

– Звони в полицию, – говорит она. – Здесь побывали воры.

Юэль улыбается, пытаясь успокоить маму, но узнает ее взгляд. Сейчас она там, где Юэль не сможет до нее достучаться.

До сих пор мама всегда возвращалась. Ненадолго – редкие проблески той, кем она была. Но их становится все меньше. И все происходит быстро. Ужасно быстро.

– Ничего страшного, – говорит Юэль.

– Ничего страшного? – фыркает мама. – Ты что, не видишь? Они забрали мебель, которую смастерил твой дед! И кресло, которое так нравится твоему отцу!

Спотыкаясь, она идет к открытой двери в спальню. – А комод! Ты понимаешь, что они утащили комод, хотя я спала совсем рядом? Даже фотографии украли!

Укоряющим жестом мама показывает на стену. Там, где в рамках висели портреты, выцветшие обои немного темнее. Юэль встает рядом с мамой в дверях. Кладет руку ей на плечо.

– Зачем им наши фотографии? – качая головой, спрашивает мама.

Спальня кажется голой. Разоблаченной. В том месте, где стоял комод, ламинат отошел от пола. В углу треснули обои, а в изголовье кровати вновь появилось жирное пятно. Юэль оттер его всего несколько дней назад, но оно всегда возникает снова. Один из шкафов открыт. На штанге одиноко висят пустые вешалки. Одежда, которую мама оставит, сложена в чемодане под кроватью. – Это не воры, – говорит Юэль. – Вчера приезжали грузчики, они вывезли твои вещи. Ты не помнишь?