Дома мы не нужны. Книга третья. Удар в спину

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тяжело вставать рано утром в понедельник. Но Алексей Александрович, заснувший на широком матрасе (спецзаказ!) в обнимку с теперь уже законной женой Таней-Тамарой под утро, не пропустил первые звуки просыпающегося лагеря. Или это жена его разбудила? Может она, как Оксана с Бэйлой когда-то, караулила, чтобы профессор не ускользнул без нее в поиск?

Как будто Романов мог обмануть любимую. Договорились же еще вечером, что едут ввосьмером – именно столько людей помещалось в «Эксплорере». Прямо свадебное путешествие получается – сразу четыре пары молодоженов собрались сегодня продолжить спасательную экспедицию. Только супруги Левины оставались в лагере. Для Бориса безопасность последнего была превыше всего, а Света Кузьмина – теперь уже Левина… В общем – ей было хорошо там, где был Боря.

Остальные… для начала, конечно, в разведку – из каких краев и времен, кроме миоценовой эпохи, неведомый злой разум перенес сюда непреодолимую преграду для микроскопического племени предков современного человека? Предков в том числе профессора Романова и его товарищей.

Таня-Тамара потянулась под простыней, умудрившись этим движением едва не заставить Алексея Александровича отказаться от сегодняшней поездки. А потом она выскользнула из-под хлопчатобумажного покрывала в одном колье, подаренном вчера мужем…

Когда профессор открыл мечтательно зажмуренные глаза, Таня-Тамара уже застегивала с хитрой улыбкой на губах камуфляжную куртку на высокой груди. Она словно прочитала мысли Алексея Александровича, потому что нагнулась над ним, поцеловав в краешек губ, и спросила откровенно соблазняющим голосом:

– Ну что, мы сегодня едем?

Впрочем она тут же, не дожидаясь, пока Романов затянет ее обратно под простыню, приняла деловой вид. Тем более, что кто-то – а именно Толик Никитин – громко постучал в стенку медицинского фургона, который за отсутствием пациентов временно отдали в пользование чете Романовых, и закричал, разбудив при этом, наверное, еще не одного человека:

– Романовы! Вы едете? Автомобиль уже завели!..

Конечно тракторист, как всегда, преувеличивал. Но когда подхватившийся профессор выпрыгнул из фургона, не заметив ступенек, застегивая в прыжке последнюю пуговицу на своей куртке, ругать широко улыбающегося Никитина, не осталось ни задора, ни желания.

Лицо тракториста лучилось счастьем настолько светло и ярко, что вполне могло заменить собой почти показавшееся над горизонтом солнце. Этот молодожен наверное сегодня совсем не спал, как и Бэйла, прижимавшаяся сейчас к его боку нежной и ласковой кошечкой. Словно не она была главным и лучшим снайпером лагеря; словно не она хладнокровно и расчетливо всаживала тяжелые пули в ту точку, куда указывала рука командира.

А вот и сам Александр Николаевич – с Оксаной, естественно.

– И как теперь к вам обращаться, – хмыкнул про себя шутливо профессор, – господин Президент?

И опять его опередили. Никитин, как всегда несдержанный на язык, сунулся к командиру:

– Ваше Высокопревосходительство! Семья Никитиных к несению службы готова!

Романову стало стыдно за товарища, а потом немного страшно – лицо командира, мгновением раньше светившееся такой же широкой, как у Анатолия, и, наверное, у него самого, улыбкой, вдруг застыло. Полковник чуть скривил губы в недоброй усмешке; он явно хотел бросить что-то резкое, но пересилил себя, улыбнулся вполне дружелюбно – может потому, что его взяла под руку Оксана?

– Договоришься когда-нибудь, Анатолий, – вполне беззлобно отреагировал на неудачный экспромт тракториста Кудрявцев, – пошлю тебя к туземцам – будешь там чинами да званиями разбрасываться.

– Так здесь же никого нет, – попытался как-то сгладить немного нервное начало дня Алексей Александрович, – единственное племя на сотни верст вокруг. Но туда Анатолия точно нельзя посылать – какая после него цивилизация получится?

Все вежливо посмеялись, а командир задумался, и Романов понял: «Что-то Александр Николаевич сейчас опять напророчит».

– Я бы не был так уверен, Алексей Александрович, – наконец сказал Кудрявцев; он тут же уточнил, – насчет племени.

– Вряд ли еще кто решился перебраться через пролив, – засомневался профессор.

– А оттуда? – рука командира показала в сторону, противоположную побережью Индийского океана.

– Так там же чего только не наворочено – и пустыня, и горы высоченные. Не удивлюсь, если за ними еще какой-нибудь новый пролив образовался; шириной километров так в двадцать пять.

– Знаешь, как дикари могли преодолеть твой пролив? – Кудрявцев улыбался прежней ироничной улыбкой.

– Как?! – поразился Романов. Он не был уверен, что даже им, владеющим знаниями и технологиями двадцать первого века, удалось бы преодолеть двадцатипятикилометровую преграду без риска для здоровья и жизни. Учитывая, что из средств переправы у них были только моторная лодка да двигатель от яхты. А ведь еще в воде их могли ждать неведомые чудовища – и не только те, что жили за семьдесят тысяч лет до рождества Христова.

А полковник теперь рассмеялся:

– Просто им надо было попасть по эту сторону пролива раньше, чем он появился. Такое могло случиться?

– Могло, – засмеялся в свою очередь профессор, – а завтракать мы сегодня пойдем?

– Пойдем, – пригласил всех командир, – надо успеть, пока кто-нибудь не помешал…

Успели! Как раз до того момента, когда перед столом появился Набижон Одылов – новый директор новой же школы. Первой школы этого мира! Хотя… Алексей Александрович в свете недавней беседы уже не был так категоричен. Он теперь ждал от аборигенов любого сюрприза. Лишь бы этот сюрприз не был смертельным – для них, для «новых русских», да и для самих дикарей тоже. Слишком много смертей видел профессор Романов за последние две недели. Да и сам едва избежал печальной участи быть съеденным племенем каннибалов.

– Успел, – шумно отдувался Одылов, – не уехали.

Он в последние три дня вертелся словно белка в колесе – ругался с комендантом, проводил бесчисленные совещания с учителями; на парочку даже Алексея Александровича затащил. А сегодня, оказывается, был готов открыть новый учебный год. Не сам, конечно. Предоставил эту возможность полковнику Кудрявцеву, о чем и прибежал сообщить.

Александр Николаевич вроде как беспомощно огляделся – в такой роли ему еще никогда не приходилось выступать. Но профессор-то видел – командир был безумно рад такой новости. А директор уже трещал, делясь сокровенным. Оказывается, лучшей, в его представлении, была старая советская школа обучения – школа шестидесятых – семидесятых годов, когда сам Набижон учился в обычной русской школе. Когда, кстати, учился и сам Романов, и командир, и практически все их товарищи.