Дома мы не нужны
Шрифт:
Подполковник открыл правую и ноутбук занял свое место на верхней полке. Нижние были заняты какими-то документами в пластиковых папках, воинским снаряжением, от которого, как показалось Романову, резко запахло кожей и чем-то еще железным, опасным.
Кудрявцев вынул что-то опутанное ремешками, попытался примерить его к своему наряду и досадливо поморщился. Тут же была распахнута вторая дверца, сдернута висевшая впереди камуфляжная, явно ношенная, но чистая и выглаженная – и вот уже подполковник переодевался, шурша одеждой, за спиной профессора.
Но тот не слышал ничего, потрясенно разглядывая
Романов чуть дотронулся до нее и прошептал: «Настоящая…»
– Вообще-то за такие вопросы серьезные пацаны морду бьют, но на первый раз прощаю, – парадный мундир тут же был завешен, другим, только что снятым, еще теплым. А Кудрявцев принялся шустро распределять на себе невероятное количество колющего и режущего оружия. Последним свое место в кобуре заняли пистолет и три…
– Эти.., – профессор вдруг победно вспомнил, – запасные обоймы.
Только эта кобура да страшный нож с темным матовым лезвием в ножнах были теперь видны, все остальное как-то уместилось под камуфляжем, причем разместилось так, что когда подполковник попрыгал мягко, но достаточно высоко, Алексей Александрович не услышал ничего – даже стука подошв берцев о линолеум.
– Вот как-то так, – усмехнулся Александр, а профессор, наверное в первый раз обратился к нему по Уставу:
– Товарищ подполковник. Ну ладно я, Игнатов, остальные. А вас то за что сюда?
Кудрявцев неопределенно пожал плечами и постучал по стальной дверце:
– Может, за это?
Когда командир в обновленном виде и профессор вернулись к точке сбора, толпа явно собралась расходиться. Не всем, видно, понравилось смотреть, как доцент Игнатов азартно кромсает свинью несмотря на все попытки Ирины Ильиной успокоить его. Впрочем дела тут благодаря успешным действиям тракториста Никитина продвигались, и Кудрявцев, улыбнувшись ему, спросил вдруг у профессора:
– Так что ты там говорил про диван и кресла?
Романов не помнил, что вообще говорил с кем-то на эту тему, но кивнул, подтверждая – да, места у нас хватает.
– Вот и хорошо, веди, – и уже громче, – товарищи! Меняем место дислокации, – и пошел вместе с профессором вперед, уверенный, что люди последуют за ним.
Действительно, бывшая зала Алексея Александровича вместе с участком пустыря, на котором все так же сиротливо громоздились трубы, вполне способна была разместить три десятка человек, к которым уже присоединились Егорова с попом, очевидно успевшими привести кухню в порядок. Причем последний поглядывал на Зинаиду Сергеевну с изрядной опаской и… уважением.
Пока люди тянулись к дивану, на котором место нашлось прежде всего детям и их родителям, а может и бабушкам – одну из двух молодых женщин, оккупировавших его мебель, профессор пока не знал.
Кудрявцев тем временем скрылся за дверью сруба; через какое-то время показался в окошке чердачного помещения. Минуты две он обозревал окрестности, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, поднявшегося уже
Остальные парни тем временем тоже не стояли без дела. Под командой живчика в брезентовой робе, которую он очень скоро скинул, оставшись в таких же брезентовых штанах, клетчатой байковой рубашке и резиновых высоких сапогах, четверо из них споро раскатили трубы, крайняя из которых, короткая, откатившись, уперлась в очередные, идеально обрезанные по вертикали железобетонные стены. Теперь на них, пусть не совсем удобно, разместилось большинство мужчин и часть девушек. Остальные столпились ближе к креслу, не решаясь, видимо, занять его. Скорее всего они ожидали, что в него опустится командир, но тот кивнул головой Котовой – устраивайся поудобней. Последняя, как оказалось, успела подобрать на месте разгрома, учиненного махайродом и листки, заполненные каллиграфическим почерком, и оказавшуюся каким-то чудом невредимой пачку писчей бумаги, и даже несколько авторучек, готовых к работе.
Подполковник повернулся к основной аудитории, встав прямо перед передней трубой. Романова он поманил за собой.
– Это профессор Романов, – громко начал он, – Алексей Александрович любезно согласился собрать и систематизировать всю информацию, которая поможет нам понять как и почему мы попали сюда, Поэтому прошу всех предельно честно и внимательно отвечать на его вопросы.
Романов, не теряя времени, вытянул из папки примерно третью часть листов, зацепил с собственного столика пару ручек, едва не перевернув бокал с так и недопитым Игнатовым коньяком – он был готов к работе. А Кудрявцев продолжал:
– Через десять-пятнадцать минут будут оборудованы женский и мужской туалеты. Надежда Николаевна, – палец правой руки поманил и Исакова, чья ванная только что была реквизирована для общественных нужд, – покажет и объяснит, как пользоваться объектом. Ее слово там – закон. Помощник тебе… Ершов!
– Я! – видать близкое знакомство с кулаком Дубова, следы которого все дальше расползались от подбитого глаза, здорово дисциплинировало.
– Ты ведь у нас художник?
– Так точно!
– Замечательно, – обрадовался Кудрявцев, – берешь два листа, фломастеры (маленькая коробочка последних заслугами Котовой тоже оказалась на столике) и художественно оформляешь два плаката: «М» и «Ж». Затем поступаешь в распоряжение Надежды Николаевны. Понятно?
– Понятно.
– Выполнять! – он опять повернулся к Исаковой, – а вы голубушка, проследите, чтобы вода не кончалась. Пусть парень побегает, потаскает воду. Там, – он взмахнул направо и профессор понял, что так внимательно высматривал подполковник в чердачное окошко, – метрах в тридцати, в низинке ручей. Только одного без охраны не пускать. Ну, насчет охраны мы что-нибудь придумаем. Так что сейчас ищете пару ведер и…
– А зачем ведра? – к ним подошел тот самый живчик в брезентовой робе, – у меня в машине… в половинке, что от пожарки осталось, и топоры, и ломики, и рукавов метров триста. А главное – ранцевые огнетушители. Удобные – двадцать литров заливаешь и идешь. И руки свободные. Только спина мокрая…