Дома мы не нужны
Шрифт:
Толпа (пока еще толпа), кажется не шелохнулась. Даже алабай сидел на месте. А вот «девочек» овчарок не было. Скорее всего унеслись в лес помечать территорию (или этим только кобели занимаются?)
– Не запутались бы там, – проходя мимо собаки, тревожно подумал Кудрявцев, – а этому надо имя давать.
Алабай даже не шелохнулся, не проводил его глазами, не отрывая взгляда от Котовой.
– А ведь он охраняет! – ахнул мысленно, – мой стол, мое имущество охраняет! Умница, зверь! Я тебе такое имечко подберу – всю жизнь гордиться будешь!
Между тем Котова, изредка поглядывая настороженно
– Да… Опыт не пропьешь, – подумал Кудрявцев весело. Однако по мере того, как один листок сменял другой, лицо его скучнело. Он прежде всего искал между строк сведения о профессиях, навыках людей – секретарь-референт, понятно, продавщица.., пенсионерка – бывшая охранница на заводе.., бывшая бухгалтерша.., еще продавщица.., предпринимательница.., учительница начальных классов. О! – вот светлое пятно – старшая медсестра онкодиспансера; стаж работы тридцать два года. Как с такими работать!?
Он перевернул последний лист – на мужиков данных пока не было, но что-то подсказывало Александру, что там картина будет не намного лучше. Хотя… Водитель, тракторист, профессор тоже не лишним будет, да и сам он…
Мария Сергеевна (смотри-ка, не забыл как его первого и пока единственного зама зовут!) тем временем отчитывалась:
– Женщин и детей переписала полностью, кроме вновь прибывшей и вон этой, – Котова кивнула головой в сторону соседки-красавицы, поменявшей к этому времени позу на полулежачую, с упором на локоть – весьма соблазнительную, точнее соблазняющую. Всех имеющихся в наличие мужчин, а их набралось человек пятнадцать, или чуть больше.
Впрочем, на кровати лежали уже две красотки, и вновь прибывшая мало в чем уступала хозяйке – разве что наряд был поплоше. Да и нарядом-то эту одежду можно было назвать с большой натяжкой – так, одежкой. А в чем еще могла пойти в деревенский сарай деревенская же бабушка.
– Ничего, – Кудрявцев будто уже планировал что-то на будущее, – мы тебя, Оленька, еще приоденем.., – и, уже вслух, обратился к соседке, – в чем дело, дамочка? Приказы вышестоящего начальника не выполняем? Это, знаете ли, чревато…
Незнакомка чуть поморщилась – не привыкла, видимо к подобному обращению. А Александру было плевать – приличное обращение нужно еще заслужить. Она соскользнула с кровати красивым текучим движением, постаравшись обогнуть лежащую на краю Ольгу максимально дальше и скоро стояла напротив него, благоухая чем-то неземным настолько сильно, что Кудрявцев невольно поморщился. Грим на ее лице был так же размазан, особенно там, где ее наградили оплеухой, но это красотку не смущало. Грациозно вскинув правую ладонь к голове (пустой, – опять поморщился он) она высоким громким голосом выкрикнула:
– Товарищ Главнокомандующий! Хочу представиться Вам лично, – и указательным пальцем другой руки ткнула в Котову, – Пиши!
Последняя, взглянув на подполковника, вытянула из пачки бумаги одиннадцатого формата верхний лист (Мои запасы, кстати, – вдруг зажадничал он).
– Иванова Кристина
– Ага! – воскликнул Кудрявцев, – значит день рождения сегодня. Поздравляю!
Красотка не успела поблагодарить Александра, потому что он обратился уже ко всем – громко, по-командирски:
– Товарищи! Давайте все вместе поздравим Кристину Юрьевну, у нее сегодня юбилей – исполнилось ровно пятьдесят лет.
Она не успела остановить – мол, возраст женщины это только ее тайна – зло поджала губы и сквозь недружные аплодисменты продолжила:
– Профессия… ну, профессия… очень свободная.
– Это как? – не понял Кудрявцев.
– Да шалава она, – захохотал Никитин, который стоял, поигрывая ломиком в руках, – с трассы какой-нибудь.
– Я с тобой на одной трассе даже по… рать бы не села, – с возгласом оскорбленной добродетели Иванова отвернулась от всех.
А тракторист не унимался с тем же игривым хохотком:
– Вот стерва, а! И красивая ведь, я таких красивых еще и не видел вживую.
Подполковник оборвал его:
– Отставить, Никитин! И это – поосторожней с ломиком – еще тебя лечить от колотой раны.
Кристина тем временем зашагала к лесу; даже не так – она буквально поплыла к деревьям будто по подиуму, выпрямленной в струнку спиной выражая всем презрение и негромко напевая:
– Ах как я была влюблена, и что теперь?
Я думала это весна, а это оттепель…
– Иванова, стоять! – выкрикнул Румянцев, первый уловивший неясный шум, треск ломаемых кустов и чье-то громкое пыхтение, переходящее порой в натуральное хрюканье.
И тут впервые сегодня голос подал алабай. Оказавшийся вдруг рядом с подполковником, у его правой ноги, так что рука Александра очень органично легла псу на широкий лоб, он оглушительно залаял, то ли возмущаясь поведением женщины, не исполнившей приказ, то ли предупреждая ее об опасности. Спина Ивановой вдруг потеряла стройность, словно опять приняла на себя груз пятидесяти прожитых лет, песня прервалась и женщина начала медленно поворачиваться к толпе, к своей комнате, кровати и столику с юбилейным тортом, когда мимо нее – метрах в трех – промчалась неразлучная пара – связанные поводками овчарки. Они помчались вдоль опушки, словно не желая привести за собой к людям монстра, догоняющего их, пыхтящего и похрюкивающего. Если он и был свиньей, то свиньей невероятной, громадных размеров; лохматой; с длинными ногами, на которых она стремительно пронеслась мимо Кристины, едва не сдув ее мощным потоком воздуха.
Зверь был уже где-то посредине между замершей женщиной и остальными людьми, когда наперерез ей из лесных зарослей мелькнула другая тень – гораздо более быстрая и смертоносная. Хищник упал свинье на спину; покатившись кубарем она дико заверещала, до тех пор пока на солнце не сверкнули ослепительно белые клыки размером с небольшие кинжалы, и визг резко оборвался, перейдя в мучительные предсмертные хрипы, когда это оружие вонзилось в живую плоть и одним молниеносным движением выдрало у жертвы половину шеи.