Домик в прерии ч.2
Шрифт:
Всходило солнце, и по траве вокруг фургона колыхались тени. Луговые жаворонки пели песни, взлетая из травы к ясному небу. В бесконечной синеве проплывали жемчужные облачка. На каждой травинке качалась и щебетала крошечная птичка. Папа сказал, что это овсянки. Лора стала им подпевать, но мама сказала:
Сиди спокойно, Лора. Даже за тысячу миль от города нельзя забывать про хорошие манеры.
Отсюда всего сорок миль до города Индепенденс, Каролина,— мягко возразил папа, — да и поблизости наверняка найдутся соседи.
Сорок так сорок. Но все равно неприлично петь за
Вокруг простиралась огромная пустая прерия; по траве, сменяя друг друга, пробегали волны света и тени, высоко над головой сияло голубое небо, в небе порхали птицы, радостными песнями приветствуя восход солнца. И нигде во всей этой огромной прерии не было никаких признаков того, что здесь когда-либо ступала нога человека.
Посреди этого бесконечного пространства земли и неба одиноко стоял маленький крытый фургон. Возле него завтракали папа, мама, Лора, Мэри и Крошка Кэрри. Мустанги жевали кукурузу, а Джек сидел смирно, изо всех сил стараясь ничего не выпрашивать. Лоре не разрешали во время еды кормить Джека, но она приберегала для него лакомые кусочки. А мама спекла ему большую оладью из оставшегося теста.
В траве было множество зайцев и степных куропаток. Но Джек в этот день не пошел с папой на охоту добывать себе дичь на обед. Он остался сторожить лагерь.
Папа привязал мустангов к колышкам, снял с борта фургона деревянную бадью и наполнил ее водой из ручья, потому что мама собиралась стирать.
Потом он заткнул за пояс острый топорик, повесил рядом рог с порохом, положил в карман мешочек с дробью, коробок спичек, взял ружье, сказал маме:
— Не торопись, Каролина. Мы не тронемся с места, пока не захотим. Времени у нас хоть отбавляй, — и с этими словами ушел.
Некоторое время над высокой травой еще виднелись его голова и плечи, они становились все меньше и меньше, пока наконец совсем не скрылись из виду, и в прерии стало пусто.
Пока мама убирала в фургоне постели, Мэри с Лорой вымыли посуду, уложили чистые тарелки в посудный ящик, собрали оставшийся хворост, бросили его в костер, а толстые сучья прислонили к колесу. В лагере стало чисто.
Мама принесла из фургона деревянную коробочку с мягким мылом. Подоткнув юбки и засучив рукава, она встала на колени перед бадьёй, выстирала простыни, наволочки, белое белье, платья и рубашки, потом выполоскала все в свежей воде и разложила на чистой траве сушиться.
Мэри с Лорой решили осмотреть места, где они остановились. Уходить далеко от фургона мама им не велела, но они с удовольствием бегали по высокой траве, радуясь ветру и солнцу. Прямо у них из-под ног выскакивали большие зайцы, вспархивали и снова садились птицы. Кругом было множество овсянок. Их крошечные гнезда прятались в высоких стеблях. И повсюду прыгали маленькие полосатые суслики.
Эти коричневые зверьки были на вид мягкие, как бархат. Выскочив из норки, суслик застывал на своих коротеньких ножках, поводил морщинистым носом и круглыми блестящими глазенками смотрел на Мэри и Лору. Потом садился на задние лапки, передние складывал на груди, и если бы не блестящие глазки, можно было подумать, что это не живое существо, а торчащий из земли сучок.
Мэри и Лоре очень хотелось поймать суслика, чтоб показать его маме. Суслик стоял неподвижно, но когда девочкам казалось, что они вот-вот его схватят, он неожиданно исчезал в своей круглой норке.
Лора носилась взад-вперед, но ни одного суслика поймать не могла. Мэри спокойно сидела над норкой, ожидая, пока оттуда вылезет суслик. Суслики весело скакали вокруг, потом садились и смотрели на нее, но из норки так никто и не появлялся.
Вдруг по траве проплыла тень, и все суслики дружно исчезли. Над прерией парил ястреб. Он летел очень низко и круглым злобным глазом смотрел прямо на Лору, а его острый клюв и кривые длинные когти готовы были обрушиться на добычу. Но кроме Лоры, Мэри и пустых норок в земле ястреб ничего не увидел, и пришлось ему убраться и искать себе обед где-нибудь в другом месте, а все суслики тотчас же снова выскочили из норок.
Близился полдень. Солнце стояло почти в зените. Мэри с Лорой нарвали в траве цветов, чтобы отнести их маме вместо суслика.
Мама уже складывала высохшее белье. Нижние юбочки и панталончики стали белее снега. От них веяло солнечным теплом и запахом свежей травы. Мама убрала белье в фургон, взяла цветы, налила в кружку воды, поставила букет на ступеньку фургона, и в лагере стало красиво.
На обед мама дала Мэри и Лоре холодных лепешек с патокой. Обед был очень вкусный.
— Мама, а где индейчонок? — спросила Лора.
— Не разговаривай с полным ртом, — заметила мама.
Лора быстро прожевала, проглотила остатки лепешки и сказала:
— Я хочу посмотреть на индейчонка.
— Не понимаю, зачем тебе индейцы? Подожди, скоро мы увидим их столько, что ты больше не захочешь.
— Но они ведь нас не обидят? — спросила Мэри. Она всегда хорошо себя вела и никогда не разговаривала с полным ртом.
— Конечно нет! С чего ты это взяла?
— За что ты не любишь индейцев, мама? — спросила Лора, слизывая с пальца патоку.
— Просто не люблю, и все. Не облизывай пальцы, Лора! — отозвалась мама.
— Но ведь здесь Страна индейцев. Если ты их не любишь, зачем мы тогда приехали в их страну?
Мама ответила, что не знает, где начинается Страна индейцев и где проходит граница Канзаса. Но все равно, индейцы здесь надолго не останутся. Один человек из Вашингтона говорил папе, что Индейскую Территорию скоро откроют для поселенцев. Может, ее уже открыли, а они об этом просто еще не знают, потому что Вашингтон отсюда очень далеко.
Затем мама вынула из фургона утюг и поставила его греться на костер. На сиденье фургона она постелила одеяло и простыню, побрызгала водой платье Мэри, платье Лоры, платьице Крошки Кэрри и свое узорчатое ситцевое платье и погладила их горячим утюгом.
Крошка Кэрри спала в фургоне. Мэри с Лорой и Джеком улеглись в тени на траве, потому что на солнце стало очень жарко. Джек открыл пасть, высунул длинный красный язык и моргал сонными глазами.
Мама тихонько напевала, аккуратно разглаживая все морщинки на платьях.