Доминик

Брайан Сара -

Через несколько мгновений после того, как чашка с кофе ударилась о стол, Люцифер обхватил запястье своего сына. — Что ты, блядь, сказал?

— Продолжай..., — ореховые глаза Доминика переместились на руку отца, которая еще сильнее сжала его запястье, — сломай его.

Люцифер сжал руку еще сильнее, пока давление немного не ослабло.

— Ты не можешь, не так ли? — Доминик посмотрел в холодные, черные глаза отца. — Мое запястье стоит для тебя больше, чем я, и ты это знаешь. Когда ты разбил его в первый раз, это сделало мое запястье сильнее.

Вот почему я могу держать тяжелое оружие совершенно ровно. — Уголок его губ приподнялся от колкости. — Ровнее, чем это делаешь ты.

Рот Люцифера не шелохнулся, но его черные глаза молчаливо смотрели на Доминика.

— Если ты сломаешь его снова, он либо не заживет в этот раз, и ты потеряешь лучший шанс, который у тебя был против Карузо, либо он заживет еще лучше, делая меня намного сильнее. — Дом оскалил зубы, уголок его губ поднялся выше. — Выбирай.

Люцифер отпустил его запястье.

Освободив руку, Доминик начал наливать молоко на прилавок. — Если она уйдет, - Доминик сохранял спокойное выражение лица, делая самый трудный выбор в своей жизни: выбор между братьями-близнецами, которых он знал пять лет, и младшей сестрой, которая украла его сердце одним взглядом всего несколько часов назад, - и я уйду. Если с ней что-нибудь случится, а я имею в виду, что угодно, я выйду за дверь и никогда не вернусь. Тогда единственная армия, которая у тебя будет, это Ангел и Матиас.

Он надеялся, что Люцифер поверит ему, хотя он и сам не верил, что сможет оставить своих братьев-близнецов.

Люцифер задумчиво смотрел на него несколько мгновений, прежде чем вернулся к столу. — Я не хочу ни видеть ее, ни слышать. Ты меня понял?

— Катарина.

Люцифер остановился, прежде чем сделать глоток из своего кофе. — Что ты сказал?

— Ее зовут Катарина. — Доминик объявил это не только отцу ребенка, но и всему миру.

Поместив молоко обратно в холодильник, он сумел держать себя в руках, хотя его сердце начало разрываться на части.

Он направился обратно вниз по лестнице, но остановился, не в силах повернуться, так как по его щеке скатилась слеза. Он надеялся, что его храбрый голос сохранил его тайну, когда он выдвинул последнее требование. — И ты больше не будешь запирать меня в чулане.

Когда на его требование ответила только тишина, и не было никакого насилия, он знал ответ.

Если бы он только обернулся, то увидел бы гордость в глазах своего отца. Это была та гордость, которую король видит в своем принце - обещание, что однажды принц принесет своей фамилии влияние.

Спускаясь обратно по ступенькам, со слезами на глазах, он думал о том, как ему удалось избежать гнева отца в этот раз, но Дом знал, что идет по тонкой грани.

Люцифер получал удовольствие, контролируя людей; его дети были его главными жертвами, он видел в них свою собственность. Доминику нужно было как-то подчинить себе господство отца.

К сожалению, когда он попросил не помещать его в шкаф, чтобы не оставлять Катарину беззащитной, это означало, что он

больше не мог защищать Ангела и Маттиаса.

Он выбрал.

Он смотрел на своих спящих братьев на одеяле, расстеленном на холодном бетонном полу, и слезы по его щекам падали каплями на старую, грязную футболку. Этим двоим оставалось только защищать друг друга, и он не был уверен, что они переживут Люцифера.

Он вытер слезы тыльной стороной ладони и подошел к старой кроватке. Взяв на руки проснувшуюся и довольную девочку, он покормил ее из бутылочки.

То, что он чувствовал, глядя на нее сверху вниз, было необъяснимо. Дом знал только одно: он уже очень сильно любит ее, и ее стоит защищать.

Еще не зная как, нутром Доминик понимал, что Катарина будет более ценной для фамилии Лучано, чем он и его братья.

Даже если это будет стоить им жизни Матиаса.

Шестая глава

Маленькое дерьмо умеет считать

Доминик, 13 — 17 лет

Доминик спускался по ступеням подвала с первого дня своего возвращения в школу; раньше это было его убежищем, но теперь мысли были о Кэт и о том, в безопасности ли она, пока его нет.

Сморщив нос, он посмотрел на ДиДи, которая спала на крошечной кровати его сестры. Увидев, что Кэт в порядке, играет со своими игрушками, он подошел к ДиДи, чтобы разбудить ее.

— Я встаю! — вскочила старшая женщина, словно восставший мертвец из склепа.

— Я миллиард раз говорил тебе не курить здесь, рядом с Кэт.

— А сколько раз я тебе говорила, что подчиняюсь только приказам твоего отца, а не твоим? — огрызнулась она с легкой грубостью в голосе.

Кустистые брови Доминика нахмурились, и он бросил на нее смертельный взгляд, от которого она опешила.

— А когда мой отец уйдет со своего поста, как ты думаешь, чьи приказы тебе придется исполнять?

— Ну... — ДиДи сглотнула, пересохшее горло сделало ее голос еще более хриплым. — Я не курила здесь; ты просто чувствуешь мой повседневный запах.

— Шесть!

Доминик и ДиДи повернули головы к Катарине, которая играла со своими блоками.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть! — Маленькая Катарина хлопала в ладоши, гордясь собой. — Шесть палочек!

Подойдя к своей младшей сестре, он наклонился, чтобы она посмотрела на него. — Что ты сказала?

— Шесть блоков, – сказала ДиДи с нервным смехом. Подойдя к тому месту, где они стояли, она начала считать блоки. — Смотри, один, два, три, четыре, — когда блоки кончились, она отсчитала два одинаковых снова, — пять, шесть! Правильно, милая. Молодец! Ты такая умная.

Дом закатил глаза, но маленькая Кэт была единственной, кто покачал своей белокурой головкой.

— Нет. Четыре блока, - сказала Кэт, указывая на свои блоки. — Шесть палочек. Кэт поднесла пальцы ко рту, подражая тому, как, она видела, курит ДиДи.