Доминион
Шрифт:
— Кто-то из людей, женщина, не из монстров! — крикнул он, наваливаясь на дверь.
— В ратуше, — прошептала она.
Женщина уже не радовалась своему избавлению — ее колотило от осознания реальности. Спасения не было. Нигде.
Каллад фыркнул.
— Хорошо. Как тебя зовут, женщина?
— Гретхен.
— Отлично, Гретхен. Приведи-ка сюда кого-нибудь с нафтой и факелом.
— Но… но… — залепетала женщина, сообразив, что задумал дварф. Ее дикий взгляд не мог скрыть правды: мысль о том, чтобы огнем стереть с лица земли дом Сигмара, страшила ее больше, чем любое из запертых внутри чудовищ.
— Иди!
Секунду
— Иди же! — гаркнул он, обрушивая плечо на твердое дерево, ибо в приоткрывшуюся щель уже просунулись пальцы скелета. Дверь захлопнулась, превратив трухлявые кости в грубую пудру.
Не сказав больше ни слова, женщина со всех ног кинулась к факельщикам.
Каллад, изловчившись, удерживал створки собственной спиной, упираясь пятками в грязь. Он видел на стене своего отца. Седовласый король яростно бился, отвечая ударом на удар. С гигантским топором, сияющим серебром в лунном свете, Келлус казался бессмертным — воплощением самого Гримны. Он дрался расчетливо, экономя силы, его оружие рассекало ходячие трупы с убийственной точностью. Самопожертвование Келлуса подарило Калладу бесценные минуты, чтобы увести женщин и детей Грюнберга в безопасное место. Он не имеет права подвести отца. Он в слишком большом долгу у старого дварфа.
Мертвецы колотили кулаками в дверь храма, требуя освобождения.
Гретхен вернулась с тремя мужчинами, приволокшими огромный черный котел смолы. В их действиях ощущался мрачный стоицизм, особенно когда они вчетвером принялись расплескивать горючую жидкость по деревянному срубу храма, пока Каллад сдерживал мертвецов. Еще один мужчина поднёс горящий факел к стене и тут же отступил — нафта мгновенно вспыхнула холодным синим пламенем.
Огонь охватил фасад храма, вгрызаясь в деревянный остов. К воплям и лязгу стали о кость присоединился треск пожара. Священное здание окуталось дымом. Не прошло и минуты, а полыхал уже весь храм. Невыносимый жар отогнал Каллада от двери, и мертвецы вырвались наружу.
Мерзких существ встретили резак, топор и пика — горстка защитников безжалостно загнала нечисть обратно в огонь. Это была настоящая бойня. Каллад не мог позволить себе такой роскоши, как передышка, даже секундная, — до победы было еще ой как далеко. Лоб его покрывала копоть, тяжелое дыхание с шумом рвалось из обожженных легких. И все же сердцем он понимал, что худшее еще впереди.
Каллад схватил женщину за руку и, перекрикивая гул и шипение пламени, проорал:
— Надо вывести всех отсюда! Скоро город падет!
Гретхен молча кивнула и, пошатываясь, побрела к ратуше. Огонь, выросший над храмом, уже облизывал каменные стены замка и обвивал крыши, протягивая щупальца к сараям и конюшням. Ливень неистовствовал, но не мог потушить пожара. В считанные секунды соломенная крыша конюшни вспыхнула, и деревянные стены рухнули под напором дикого жара. Испуганные лошади сорвали засовы, выбили копытами двери и, обезумев от страха, ринулись на грязную улицу. Запах крови, перемешанный с вонью горящей плоти, ужасал животных. Даже самые смирные лягались и шарахались от тех, кто пытался их успокоить.
Мертвецы шли сквозь пожар, волны трупов захлестывали стены, шаркающие орды двигались вперед и, объятые пламенем, падали на колени, ногтями срывая с себя огонь вместе с кожей, хотя сама плоть их уже горела.
И все же они наступали.
Мертвецы окружили защитников со всех сторон.
Лошади в панике били копытами.
Пожар распространялся, пожирая деревянные дома с такой легкостью, словно стены их были сделаны из обычной соломы.
Каллад потащил Гретхен к центральной башне замка, протискиваясь между беснующихся лошадей и конюхов, что пытались утихомирить перепуганных животных. Жадные рыжие языки пламени скакали по крышам. Доблесть обороняющихся уже не имела значения — через несколько часов Грюнберг перестанет существовать. Об этом позаботится огонь, который они запалили. Мертвецы не разрушат Грюнберг — живые взяли все на себя. Остался лишь отчаянный бег наперегонки с пламенем.
Прямого пути к ратуше не было, хотя один ряд ветхих зданий, казалось, превратился в своего рода временный огненный заслон. Каллад побежал туда, держась середины улицы. Хибарки бедного квартала корежились и рассыпались от жара, вспыхивая как угли. Мощное пламя оттеснило дварфа к трем дверям в центре ряда. Груда потрескивающего дерева перед ним всего пару минут назад была пекарней.
Каллад втянул в себя сухой обжигающий воздух и, метнувшись к средней двери, нырнул в рассыпающуюся оболочку аптеки, приветствуемый взрывами больших, оплетенных бутылей со снадобьями. Гретхен покорно следовала за ним, ребенок у нее на руках молчал.
Полыхающая притолока над черным ходом рухнула, засыпав дорогу обломками каменной кладки. Каллад оглядел преграду, вскинул Разящий Шип и с силой опустил его в центр завала. Позади застонали стропила. Каллад вновь вонзил топор в каменные потроха и разметал препятствие. Над головой оглушительно треснула балка, и на беглецов обрушился невыносимый жар. Через секунду потолок провалился, и они оказались в ловушке внутри горящего здания. Выругавшись, Каллад удвоил усилия, прорубая путь сквозь нагромождения камней, мешающих добраться до задней двери. Времени на раздумья не было. За минуты, потребовавшиеся для расчистки дороги, густой удушливый дым заполнил проход. Снова и снова острие Разящего Шипа вонзалось в кучу обломков, лунный свет и огонь сочились в щели — и тут Каллад наткнулся на дверь, заколоченную досками крест-накрест. Дым разъедал глаза.
— Прикрой рот ребенка, женщина, и пригнись. Или ляг на живот. У пола воздух чище.
Черная клубящаяся завеса заслонила все, так что он не знал, послушалась его Гретхен или нет.
Каллад отступил на два шага и с разбегу врезался в деревянный барьер, сокрушив его, вылетел по инерции на улицу и растянулся там ничком.
Задыхаясь и кашляя, из горящего здания выползла Гретхен — и в этот миг крыша не выдержала и рухнула. Женщина укачивала прижатого к груди младенца, успокаивая его и пытаясь одновременно досыта наглотаться свежего воздуха. Повсюду вокруг ревел и стрелял огонь. В аптеке гремели короткие, но мощные взрывы — это лопались от внутреннего жара витрины и склянки с химикалиями и всяческими диковинными зельями.