Доминирующая раса

Онойко Ольга

Я открылась. И позвала её.

Она так и подпрыгнула на месте. И, не успев опуститься на пол, развернулась. Хвост хлестнул по металлопластиковой стене, оставив рваную вмятину. Когда на тебя со скоростью рельсового поезда несётся живое оружие, очень трудно поверить, что намерения у него самые добрые.

И тем не менее, это было так.

Её звали Шайя. Её мучила смертная скука. Раньше было очень плохо, и поэтому о скуке она не думала, а потом маленький мягкокожий мужчина, пахнущий травой и ещё чем-то непонятным, убил злых маленьких мужчин, заставлявших её нюхать страшную штуку, от которой она всё время болела, и отважный маленький мужчина привёл её в тёплое гнездо.

И там она родила яйца. Но храбрый маленький мягкокожий мужчина, пахнувший травами, постоянно пищал и пел, а разговаривать с ней не стал. Он только махал ей своими крошечными передними лапками. А ей очень хотелось поговорить.

Об Эндрисе Шайя и не обмолвилась. Наверное, обиделась. Я бы тоже на её месте обиделась.

Я немного ошалела от силы и глубины её фона. И от такого потока связных и оформленных мыслей. Аджи тоже мог рассказать мне подобную историю, но у него половина информации шла бы в образах. И даже став самкой, он разговаривал так же. Должно быть, по привычке. А Шайя предпочитала сказать «маленький мягкокожий мужчина, который пахнет травой», вместо того, чтобы показать мне дядю Гену.

Я засмеялась и вошла в зал. Шайя вмиг обежала меня кругом и обнюхала. Странно как. Ей бы сейчас лежать в обнимку с яйцами и грезить. Но кажется, маленькая мягкокожая женщина интересует её гораздо больше, чем её собственные дети.

Шайе очень понравилась моя белая голова. И здоровый ком шоколадных батончиков, которые я сплавила в микроволновке. Я их выгребла из автомата, заведённого Максом. Потом заплачу. Они всё равно наполовину синтетические и для людей отрава. А Шайе лакомство. Она переварит любую органику с исключительной пользой для себя.

Может, тогда, в отрочестве, у меня от страха сделались глаза велики, но мать Аджи была крупнее раза в два. В Шайе метров семь. А то и меньше.

Я спросила её, где её сестрёнка. Конечно, она не знала. Но сестрёнка действительно была. По имени Ития. Раньше им было весело вместе, когда они были совсем маленькие, но её увезли куда-то, уже давно, и Шайя почти забыла её. Сейчас Шайя чувствовала себя хорошо, с яйцами был порядок, и ей хотелось чем-нибудь заняться.

Я призадумалась. Эндрис должен знать, чем можно заняться вот такой девчушке. Но Эндрис, язви его, пьёт. Да и как я у него спрошу? И что? Не палочку же ей кидать… Шайя пригнула голову и рассматривала меня вблизи, смешно оттопырив хвост. Никаких эмоций на бронированной морде, конечно, не отражалось, но и без того все её мысли были как на ладони. Любопытная. Игривая. Я поймала себя на мысли, что воспринимаю её как ребёнка. Несмотря на то, что она уже успела стать матерью. Дитрих говорил что-то о её возрасте, она действительно совсем юная…

И я рассказала ей сказку. Первое, что пришло на ум. Про принцессу и дракона. То есть это я собралась рассказать, а пришлось — про очень красивую драконью женщину, которую похитили и заперли маленькие злые существа. И храбрый маленький мягкокожий мужчина победил злых. И очень красивая женщина отправилась в далёкий путь, чтобы встретить своих женихов, очень красивых и храбрых…

Я обещала ей, что буду приходить ещё. И попросила, чтобы она никому про меня не рассказывала. Шайя пообещала. Она решила, что это такая игра. У меня не было оснований опасаться — её род ещё не стал настолько разумен, чтобы лгать. Они могли убить из засады или, охотясь стаей, привести в западню, могли преднамеренно искалечить и оставить в живых, могли веселья ради напугать до смерти. Просто обманывать мыслями пока что не научились.

А дня через три случилось великое. У дяди Гены кончился эликсир.

Я

несколько удивилась, услышав однажды голоса из рубки, а не из бокового коридора. Даже пошла посмотреть. Осторожно. В инфоцентр корабля, куда можно было запросить дубли записей с камер слежения. Хорошо, что за деятельностью в рубке положено следить.

Они были почти трезвы. И беседовали о бабах. О какой-то планете с огромным портом и роскошными борделями. Я не поняла, где же это такая радость.

— …там даже рритскую бабу можно иметь, — понизив голос, вещал Морган, один из «стратегических» парней. — Ну, понятно, если ты совсем отморозок.

— Да ведь этакая царевна даже собственного мужика может на себе придушить, — хмыкнул Вася.

— Я же сказал — если ты совсем отморозок. Впрочем, боишься — привяжут.

— Кого? — испугался нетрезвый Макс.

— Бабу…

Далее повествовалось, что для потомственных отморозков, вроде пиратских капитанов, существует забава под названием fuckingame. Учиняется это празднество после хорошей добычи, уверенными в себе отбросами общества, и длится с неделю. Сначала все пьют. А потом именинник отправляется в поход по шлюхам присутствующих во всегалактическом торговом порту рас. И тот, у кого одинаково встанет на всех, от прекрасных анкайи до скользких нкхва, награждается почётным вымпелом. На вымпеле золотом вышит взбодрённый фаллос и надпись «Гигант Галактики» на родном языке гиганта. Вымпел полагается повесить в рубке. Вот только повесивших значительно меньше, чем удостоившихся. Потому что если рритские бабы считают участие в факингеймах очень смешной шуткой, то рритские мужики не любят, когда к их бабам ходят чужие. И вполне могут поджидать гиганта за углом, дабы вступить в ним в половой акт возмездия.

— Какие ррит? — снова испугался пушистый кролик. — Откуда ррит?

— Так пиратский же порт, — с каменным лицом объяснил Морган. — Всех пускают. Рритские базы остались ещё кое-где. Они же долго летали. Очень далеко. Ну и пираты рритские бывают. Только они с людьми не связываются. Они всё больше по лаэкно да цаосц.

— Бли-иннн! — стонал Макс.

— Спокуха, — Вася треснул его по плечу так, что это было слышно. — Тут… эта… наше море. Вон, скоро Терру-2 пройдём. Нет тут никаких ррит. И вообще они нас боятся. Мы круты, как скалистые гор-ры… Мы крепки, как чистейший, б****, спирт…

Они спели песню. Жуткими голосищами. Потом разговор мало-помалу перешёл на войну, с войны на политику, парни начали ругаться, Эндрис — утихомиривать парней, а дядя Гена — учить жизни. Стало шумно, но шум был безопасный. Я пожала плечами и пошла дочитывать очередной детектив.

А песня смешная, хоть и непригодная для изысканного общества. Мы с девчонками её тоже пели под гитару пару раз. На вечеринках в Джеймсоне. Элен собирала коллекцию песен времён войны. Смешные, любовные, горькие. Нукту Элен звали Скай. Их обоих убили на Терре-без-номера, во время подавления беспорядков. Давно. А вспомнила я про них, только когда услышала матерную песню, а не когда прилетела на Землю-2. Вот так.

Я и не помню их почти. Осталось в памяти лишь, как Элен сидит и терзает гитару. «Говорят, что ррит ведут крейсера, и что прочей х**ни до ** твою мать…» Душещипательная песня и убийственно нецензурная, но она пела её совершенно серьёзно, негромко, задумчиво перебирая струны, вместе того, чтобы бить по ним, как обычно делают. И получалось — правильно. Потому что о том, как ррит ведут крейсера к Древней Земле, иными словами не скажешь.

Детство. Сквозь всё, что хранится в памяти, проступает одно, неистребимое: подводит живот.