Доминирующая раса
Шрифт:
Попали к ррит сведения по анкайской технике, или нет? Неужели им собирались вручить их, так же, как вручили схемы человеческих кораблей? Не может быть. На такую самоубийственную игру не решился бы даже безумец, а Джейкоб вовсе не сумасшедший.
Но боевые ленты к ним попали, если я правильно помню. Это местер Хейнрри, кажется, говорил. Интересно, когда Лакки окончил свой жизненный путь? Одно дело, если около года назад. Колония на Фронтире существовала тридцать пять лет. Впрочем, ни охотники, ни туроператоры, ни солдаты не наблюдали случаев использования лент.
Или
Вряд ли. Для того, чтобы биопластик подчинялся мысленному приказу, его потребно особым образом «заточить». Как это делается — убей не понимаю. Тут нужно иметь квалификацию местера Джеймсона. Но заточен наш пластик под нас, и никакая другая раса ему приказывать не может.
Бытует легенда, что ррит в пору господства пренебрегали генетикой. Судя по всему, это действительно так. Но они многому от нас научились.
Скоро люди выяснят всё.
Встретившись с ними в бою.
Около полуночи Дитрих и Анжела ушли. Игорь остался сидеть, колдуя над мощным крисовым компьютером, Крис улёгся спать. Я попрощалась. Меня приютила Кесума. Она по давней привычке спала строго с одиннадцати до шести, не зная, что такое старческая бессонница. Сказала, что не запрёт двери. Здесь вообще редко запирали двери, разве что от вездесущих ящерят, настырных и смышлёных.
Я шла к её домику медленным шагом. Биопластик начал вырабатывать тепло: похолодало заметно.
Вот и всё.
Теперь действительно всё. Хотела бы сказать: «до встречи», но если не тешить себя напрасными надеждами, то скорее уж выйдет: «прощайте».
Я больше не могла ждать. Я и так уже промедлила почти преступно.
Этой ночью я не собиралась ложиться, но на сборы ушло гораздо меньше времени, чем предполагалось. Мне казалось, что у меня больше вещей… впрочем, всё это неважно. Я сложила сумку, поставила таймер и легла. Ещё несколько часов. Я просто полежу, прощаясь с питомником на Терре-без-номера, может быть, навсегда. Прощаясь с людьми, которых успела и не успела узнать. Хорошее место, которое могло бы стать мне домом. В другое время. Я бы хотела этого, но сейчас…
Не знаю, что они думают обо мне. Мне кажется, они считают меня лучше, чем я есть. Особенно Дитрих. Мастер никогда не пойдёт в заброс, это не его дело, и потому он никогда не видел въяве, как из живых людей получаются обезображенные трупы. Как это выглядит. Звуки. Запах. Психологический тренинг, после которого мне всё это стало безразлично, экстрим-операторы проходят уже после окончания Академии, на курсах при министерстве, и мастеров это не касается. Мне не нравится убивать, я не оружие и не хищник. Но я занималась этим. Профессионально. Дитрих знает, что я осуждена несправедливо, но он не хочет думать о том, скольких я убила вполне законно.
Не Аджи.
Я.
Сама никому не пожелаю своей компании. Особенно человеку, который мне небезразличен. Я очень давно не испытывала такого. Хорошо, что меня ещё хватает на чувство…
Когда возле подушки тихо затрезвонил браслетник, мне снова снился кошмар. В полном
Я села в постели и долго сидела, погруженная в ощущение того, как биопластик на мне собирается в упругий контур, как по мышцам проходит слабая судорога, прогоняющая сон. Сердцебиение быстро пришло в норму.
В приоткрытое окно задувал ветер. Свежий запах океана, огромной водной массы, изобилующей жизнью; запах джунглей, душный и пряный. Бархатно-чёрный небосвод усыпали крупные терранские звёзды. Солнца Древней Земли отсюда невооружённым глазом не видно.
Вид звёздного неба дарит умиротворение и тихий восторг. На звёзды смотрят романтики и влюблённые. Художники и философы. Астрономы и астрофизики. Смотрят обычные туристы, направляясь в отпуск, и Кролики Роджеры, обдумывая новый исследовательский маршрут.
Ещё на звёзды иногда смотрят военные. И это не означает ничего хорошего.
Правда, чаще для этой цели они пользуются трёхмерными картами.
Моё табельное оружие спало у изголовья моей кровати.
— Малыш! — позвала я, — Малыш!
Самое время.
2
— Что у вас в грузовых полостях?
— Н-ничего, — заикнувшись, ответил пилот экраноплана, совсем молоденький чернявый парнишка. — Мы из Города в посёлок повезём продукты, а так порожние идём… если не считать пассажиров, — торопливо добавил он и неожиданно покраснел.
— Там пол плоский?
— Конечно.
— Вы нас впустите?
— А зачем? — наивно спросил юный пилот и тут же выпалил, — конечно! Да, местра оператор!
Я самую малость приподняла уголки губ.
— Я боюсь, что потеряла форму за время отпуска, — сказала благожелательно. — Времени восстанавливаться уже нет. Поэтому мы с Малышом хотим потренироваться немного во время пути.
Пилот с трепетным уважением скосил глаза на Малыша. Малыш склонил голову набок, чирикнул и повёл хвостом из стороны в сторону. До чего же всё-таки доброе существо. Аджи тоже не любил, когда человеческие самцы его боялись, но он таких презирал и использовал каждую возможность, чтобы ещё подпугнуть. Я его даже лупила как-то за такие шалости. Мне было всего семнадцать лет. А разве захочет парень встречаться с девушкой, которая была свидетельницей его позора?
И Малышу не нравится, что его боятся. Он хочет, чтобы не боялись. Когда он был маленьким, его все пугались и никто не любил. Ему надоело.
Я шла по узкому коридору экраноплана, похожему на коридор старого космического корабля, и слушала размышления Малыша, пробиравшегося следом. Пацифистские размышления, прямо скажем, хотя в мозгу гигантского хищного псевдоящера пацифизм принимал оригинальные формы. Нукта думал, что хорошо убить и съесть, и хорошо убить, чтобы весело, но плохо, если убить непонятно почему. Не съесть. Не чтобы весело. Его хотели убить, когда он был маленьким. Не могли съесть. Очень его боялись. Но шли убить. А он убивал много и убегал. Потом опять убивал много. Непонятно зачем.