Домино

Суровый девятнадцатый.

Над степью,

Где бой прошел,

Кружится воронье.

Безусый мальчик,

Срубленый картечью,

Собой примял

Колючее жнивье.

Ему уж не подняться

И комэска

Его коня к другому, подведет,

И пламя нерастраченного сердца

В атаку на рысях не позовет…

И жив лишь взгляд.

Мальчишка смотрит в небо,

Где солнце,

Поднимается в зенит,

Как теплый каравай

Ржаного

хлеба,

Что мать пекла

В избушке у ракит.

Безусый мальчик,

Но в иное время

Судьба считает

Каждый день за год,

Ведь, Жанна Д, Арк,

Как он, в бессмертье веря,

Ему ровесницей

Взошла на эшафот.

Привстал мальчишка

Из последней силы,

Вдали сигнал, услышав трубача.

А в небе солнца яркого

Светило

Плыло как знамя

Цвета кумача!

Там где Солнце, нырнув в горизонт,

Акварелью зари заалело

Завершаешь еще один гон

Пахота – просоленное дело.

Тут не скажешь: – Устал. Отдохну!

Нитью борозды – след плоскореза.

Даже звезды, мерцая вверху,

Пахнут ветром, росой и железом!

Пройдут дожди привычный путь

Стерней, обочиной, околком

И, хрусталя блеснув осколком,

Росой попробуют уснуть.

Но не сыграл еще им горн,

И в поле, на пшеничных струнах,

Комбайнов – скрипачей сутулых

Смычки заводят разговор.

Салютов майских

В небе краска

Снопом рассыпалась кудлатым.

И месяц -

Брошенная каска

На площадь в Праге,

В сорок пятом!

Сосед с войны не привез трофеев.

От ног же – култышки,

протез не надеть.

Мальчишки в «Булочной»,

Сильно жалея,

Ему помогали крыльцо одолеть…

Но все же Бог у солдата был -

Остался крепким солдатский тыл.

Жена не охая,

Не вздыхая,

На бричке со станции привезла.

Сказала просто:

– Доля такая!

И все ж пожалела еще война.

Иным – похоронки,

Другим – безвестье.

Кому пожелаешь исход такой?

А третий с победой

Привез к невесте…

Жену, что нашел

По дороге домой.

Не видел сосед заграничную даль -

Лишь «За Москву» у него медаль.

Девчонки,

Послевоенного года рождения

Меряют тропки, отец где ходил.

Видно солдату

Хватило везения –

Есть у солдата крепчайший тыл!

Растут березы за селом -

Из них построить можно дом.

А можно крест врагу срубить,

Чтоб в этот дом не смел входить…

Растащили у деда медали -

Пацаны ими в «чику» играли -

Звонко резнет по стопке монет:

Что «орлом» – то мои! Ваших нет!

Эх, удачливы были медали -

Ради нас их когда-то вручали,

Ради всех, кто родится потом…

Дед на солнце. В пимах. Под окном.

В пожарном «Депо»

Мужики – не тронь!

На таких не родился

Еще огонь,

Который бы смял,

Отступить заставил,

Вот только спешка

Не взятых правил.

В дежурке,

Что дымом наполнена густо,

Нет, не пожаров,

А папирос,

Сутками слышится:

«Рыба!», «Пусто!»,

Как отдуплиться?
–

Вот главный вопрос.

Стол полирован их рукавами.

– Сколько осталось

Очков до «Козла»?

В карманы не лезут они за словами,

И это послушать -

Какие слова!

Ну а вдруг вызов?

Такое бывает!

Степенно в коробку

Складут домино.

И проигравшему

Кто-то бросает:

– Вернемся – полезешь

Под стол все равно!

Были раньше валенки хороши.

Походили валенки от души.

Прохудились валенки – не подшить.

Что ж – придется новые мне купить.

Только жаль истоптанных – пятки вкось.

Столько были рядышком, а теперь – поврозь.

На чердак заброшены, без обид,

Новые, не ношены – Скрип, да скрип!

Изрубили валенки на пыжи,

А ведь были валенки – хороши…

Раскинулись зеркалом для берез

Сугробы январские – белое в белом.

Попозже, отступит, когда мороз,

Станут темнее – как синька с мелом.

Словно замутит слегка стекло

Старого зеркала время дыханием,

Ну а пока – пусть от снега светло,

Греет весна и зимой – ожиданием!

Рассвет-старатель за сугробами

Находит россыпь янтаря:

Под звезд, мерцающими сводами,

Как свечка, вспыхнула заря.

За дальним бором отпылала

И вдруг залита голубым.

Завала кого? Кому гадала?

Рассеявшись как белый дым.

Опять сугробы-недотроги,

В пушистом инее – стога,

Как обручи скрипят дороги,

Гудят как струны провода.

А там, где в роще чертят небо

Стволы румяных тополей,

Зари ушедшей ярким следом

Сияют краски снегирей.

Когда встречает март морозом

Яснее чувствуешь весну,

И жуланы, как ветвь мимозы

На талом мартовском снегу.

В окно взгляни – глубокой гранью

В хрусталь расписано стекло

И в каждом росчерке признанье

За щедрое души тепло!