Домовёнок Кузька
Шрифт:
— Дайте клятву, тогда скажу!
Клятвы ни у кого не оказалось. Никто даже и не знал, что это такое.
— Повторяйте за мной! — строго сказал домовёнок. — «Из-за моря, из-за океана летят три ворона, три брательника, несут три золотых ключа, три золотых замка. Запрут, замкнут они наш сундук навеки, ежели отдадим его нечувственникам и ненавистникам. Ключ в небе, замок в море». Клятва вся.
Всем клятва очень понравилась. Пришлось повторить её несколько раз. Потом русалки принялись расспрашивать про море-океан, а Лешик про воронов-брательников, но Кузька не мог сообщить никаких особенных подробностей ни про то, ни про другое.
— Так мы, внучек, и не отдали
— Тогда пойте за мной! — повеселел Кузька.
Сундучок, сундучок, Позолоченный бочок, Расписная крышка, Медная задвижка! Раз, два, три, четыре, пять! Можно сказку начинать!Заиграла тихая музыка. Со звоном откинулась крышка сундучка. Все замерли. Кузька схватил прошлогодний сухой лист, что-то на нём нацарапал, опустил в сундучок. Крышка захлопнулась, а сундучок произнёс приятным голосом:
— Чирки-почирки, чёрточки и дырки, вот и весь сказ как раз про вас!
Стало тихо. Лешие и русалки, вытаращив глаза, глядели на сундучок.
Надо же! Простая деревяшечка, а так разговаривает! А медведь с лисой до того испугались сказки про чирки-почирки, что убежали в кусты.
Кузька объяснил, что сундучок хранится у домовых очень давно. А волшебный он потому, что ежели положить в него рисунок, любую картинку, то сундучок сам сочинит и расскажет сказку про то, что на картинке нарисовано. Нарисуешь мышь — расскажет про мышь. Нарисуешь русалку и водяную лилию — сундучок расскажет такую сказку, где с цветком и речною хозяйкой непременно произойдёт что-то страшное или смешное. Но вот беда: рисовать домовые не умеют! Потихоньку утаскивают рисунки у людей, уносят под печку или в закуток, опускают в сундучок и слушают сказки.
Тогда Лешик с дедом и русалки сразу принялись рисовать кто на листиках, кто на кусках коры. Но ничего у них не вышло. И когда рисунки клали в сундучок, он рассказывал всё про те же чёрточки и дырки.
Значит, решил Кузька, никто не умеет рисовать, кроме людей и Деда Мороза. Тот рисует прямо на окнах.
Но ещё никто и никогда не вынимал из окон стёкла и не опускал их в сундук, чтобы услышать сказку про какой-нибудь цветок, нарисованный Дедом Морозом.
Услышав про Деда Мороза, дед Диадох принёс из лесу и опустил в сундучок самый красивый весенний цветок. Долго играла приятная музыка, но никакой сказки сундучок так и не рассказал. Другое дело, если бы цветок был нарисованный. Тут только домовёнок понял, как он соскучился по людям.
— Рассвет! Уже светает! — встревожились русалки. — Прощайся, Кузя! Пора в путь! Ты беги по бережку, мы по реке поплывём.
Вдруг над рекой послышалась разбойничья песня «Ух-да и эх-да!» В корыте, гребя пестом, к друзьям подплывала Баба-Яга:
— Чадушко! Бабуля за тобой приехала! Пропадёшь ты тут, не пивши, не евши! Куда ты? Куда, говорю? Вот догоню и съем! У-у-у!
Тут корыто перевернулось. Яга упала в воду. А из реки вынырнул Водяной:
— Покоя от вас нет! Кто тут орёт? Кто тут воет? Это ты, Яга? Да я тебя! Да ты у меня! Вон из воды! Чтоб духу твоего тут не было!
Лучший дом
Маленький домовёнок, сидя в корыте, оставшемся от Бабы-Яги, одной рукой прижимал к себе сундучок, а другой махал тем, кто стоял на берегу. Корыто плыло по Быстрой реке следом за русалками.
Дед Диадох с берега кланялся Кузьке. Лешик подпрыгивал выше головы и махал на прощание всеми четырьмя лапками. И медведь махал, и лиса. И все деревья и кусты махали ветками, хотя ветра совсем не было. Вдруг кто-то большой, выше ёлок, шагнул из леса прямо к Лешику и деду. На плече у великана сидел дятел. На другое плечо отец Леший посадил своего маленького сына. Кузька долго-долго видел машущие зелёные лапки.
Поворот. Ещё поворот. Протока. С двух сторон бегут к Быстрой реке ручьи и речки. В одну из речушек свернули русалки. И корыто — вверх по течению — за ними. Поднималось солнце. Корыто уткнулось в берег, а русалки закричали:
— Вот он! Вот самый лучший дом в деревеньке над небольшой речкой! Лучше не бывает! До свиданья, Кузя!
Живи-поживай, добра наживай, нас в гости поджидай! — И уплыли.
Корыто само скок на берег, на зелёную травку. Кузька с сундучком в руках помчался к дому и вдруг стал как вкопанный: перед ним над речкой стояла совсем не та деревенька. И дом чужой, совсем не Кузькин. Это для русалок из всех домов он самый лучший, потому что все окна, и крыльцо, и ворота были изукрашены вырезанными из дерева цветами, узорами и большими русалками. Красивые, пучеглазые, кудлатые, они так ярко, так чудесно раскрашены! Кузька глядел на них и плакал. Что теперь делать? А где же Вуколочка, Афонька, Адонька, дед Папила?
Но вдруг и ему, Кузьке, пришла пора жить отдельно, самому быть в доме хозяином?
И Кузька несмело шагнул на крыльцо.
Когда он перелезал в избу через порог, дверь возьми да и скрипни. Кузька с сундучком — под веник. Вошла девочка с тряпичной куклой.
— Чего-тось дверь у нас скрипнула. Не вошёл ли кто? — спросила она у куклы, но ответа не дождалась и сказала: — Должно, ветер, кому же ещё? Все в поле. Пойдём-ка, спать тебя положу, песенку спою!
Отнесла куклу на скамью, укрыла платочком и сказала успокоенным голосом:
— Не прибрано-то у нас как! Дом новый, а грязи — будто год изба стоит…
Взяла веник — да так и села от испуга. Под веником кто-то был.
Лохматый, блестит глазами и молчит. И — бегом под печку!
— Никак, домовой! — ахнула девочка Настенька. — А матушка с батюшкой всё горюют, что наш домовой в старом доме остался!
Стал Кузька жить-поживать, добра наживать. И так хорошо хозяйничал в своем новом доме, что слух о нём прошёл по всему свету и долетел до Кузькиной родной деревни. Она не сгорела: люди потушили пожар. И Ву-колочка, и Сюр, и Афонька с Адонькой, и даже сам дед Папила ходили к Кузьке в гости. А сундучок ему оставили, пусть бережёт…