Домой, ужинать и в постель. Из дневника
Шрифт:
3 сентября 1665 года
Боже, как пустынны и унылы улицы, как много повсюду несчастных больных — все в струпьях; сколько печальных историй услышал я по пути, только и разговоров: этот умер, этот болен, столько-то покойников здесь, столько-то там. Говорят, в Вестминстере не осталось ни одного врача и всего один аптекарь — умерли все. Есть, однако, надежда, что на этой неделе болезнь пойдет на убыль. Дай-то Бог.
16 октября 1665 года
Находясь в Вулидже, шел вечером по темной улице и нагнал двух женщин; рыдая, они несли гроб с телом мужчины — вероятно, мужа одной из них. Печальная история.
29 октября 1665 года
Я слордом Брукнером и миссис Уильяме, в карете, запряженной четверкой лошадей, — в Лондон, в дом моего господина в Ковент-Гардене. Боже, какой фурор произвела въезжающая в город карета! Привратники низко кланяются, со всех сторон сбегаются нищие. Какое счастье видеть, что на улицах вновь полно народу, что начинают
5 января 1666 года
Пожар [33]
Джейн разбудила нас около трех ночи, сказав, что в Сити видели огромный пожар. Встал, накинул халат и подошел к окну <…>; подобных пожаров я прежде не видывал ни разу и, с непривычки решив, что он невелик, вновь отправился спать. Около семи встал вновь, оделся, выглянул в окно и обнаружил, что пожар нисколько не увеличился и даже как будто бы отдалился. Посему — в кабинет — разложить вещи после вчерашней уборки. Но тут опять входит Джейн, говорит, что слышала, будто за ночь сгорело триста домов и сейчас полыхает вся Фиш-стрит у самого Лондонского моста. Тут я, не мешкая более, оделся, пошел в Тауэр и, прихватив с собой сынишку сэра Дж. Робинсонса, взобрался на холм: дома пылали по обеим сторонам моста — и с моей стороны, и с противоположной. <…> Спустился к реке, сел в лодку и проплыл под охваченным гигантским пламенем мостом. Всё, вплоть до «Старого лебедя», сгорело дотла, в том числе и дом бедняги Мичеллса; огонь распространялся с такой быстротой, что в самом скором времени (подумал я) он доберется до Стил-Ярда. Все пытаются спасти свое добро, швыряют вещи в реку или на лихтеры. Многие не покидают своих жилищ до тех пор, пока огонь не начинает лизать им одежду, — тогда только несчастные кидаются в лодки либо сбегают по ступенькам к воде. Подметил, что с неохотой покидают свои жилища даже несчастные голуби: упрямо кружат перед окнами и балконами, пока не падают замертво с обгоревшими крыльями.
33
В пожаре 1666 года, от которого, как считается, выгорело чуть ли не две трети Лондона, многие, не только Пипс, усмотрели «руку папистов». Пожар бушевал четыре дня и четыре ночи, выгорело практически всё Сити, одних церквей уничтожено было около пятидесяти, в том числе и собор Святого Павла. Погиб и дом в Сейлсбери-Корт, недалеко от Флит-стрит, где родился Пипс. А вот как описывает лондонский пожар Джон Эвелин: «Возгорание было столь всеобъемлющим, народ столь потрясен, что с самого начала — уж не знаю, впав ли в отчаяние или покорившись судьбе — никто не шелохнулся, дабы загасить пламя, а потому вокруг только и слышались крики о помощи да сетования; люди метались по улицам, точно помешанные, не пытаясь спасти даже свой собственный скарб, — столь велико было оцепенение, ими овладевшее».
За час, что я простоял на этом месте, глядя, как свирепствует пожар, хоть бы один человек попытался потушить пламя! — все только и делали, что спасали свой скарб или самих себя, предоставив огню полную свободу. Увидев, что огонь добрался до Стил-Ярда и поднявшийся ветер гонит его в Сити, а также что после столь долгой засухи мгновенно загорается всё, даже камни церквей <…>, отправился (с одним джентльменом, который пожелал прокатиться в моей лодке, наблюдая оттуда за пожаром) в Уайтхолл, в часовню, где меня тотчас же обступили придворные; я дал им подробнейший отчет, отчего они пришли в смятение и донесли королю, меня вызвали, и я поведал государю и герцогу Йоркскому все, что видел собственными глазами, присовокупив, что, покуда Его величество не прикажет сносить дома, пожар остановить не удастся. Они весьма опечалились, и государь велел мне идти к лорду-мэру и приказать безжалостно сносить все дома, коим угрожает огонь. Герцог же Йоркский уполномочил меня передать ему, что, если понадобятся солдаты, он их получит в любом количестве; это же — правда, под большим секретом — подтвердил и лорд Арлингтон. Здесь же я встретился с капитаном Коком и в его карете, прихватив с собой Крида, отправился к Павлу (собору Святого Павла. — А.Л.)по Уотлинг-стрит не пройти: люди бегут, груженные скарбом; видел больных и увечных, коих несли прямо на кроватях. Вещи — хорошие, добротные — спасают, побросав на тачки или навьючив на самих себя. Наконец, на Каннинг-стрит повстречал лорда-мэра: на шее платок, глаза потухшие. Стоило мне изложить ему приказ государя, как он принялся кричать, точно роженица: «Господи, а я-то что могу поделать? Я — человек конченый. Народ меня не послушается. Думаете, я не сношу дома? Увы, огонь действует быстрее нас». Сказал, что солдат у него хватает, сам же он должен хоть немного отдохнуть, ибо провел на ногах всю ночь. На этом мы расстались, и я направился домой; все словно обезумели, ничего решительно не делается, чтобы погасить огонь; к тому же дома стоят близко один от другого, да и набиты легко воспламеняющимся добром, как-то: варом и смолой, а на Темз-стрит вдобавок — склады с растительным маслом, вином и бренди. Здесь увидел я мистера Исаака Хоублона: этот красивый, хорошо одетый человек стоял, весь перепачканный, у своего дома в Доугейте и заносил внутрь вещи своих братьев, чьи дома погибли в огне; по его словам, вещи уже перевозились дважды; он полагает (и, как вскоре выяснилось, не без оснований), что вскоре наступит и его черед. Печально было слышать эти слова, а также видеть, как люди, вместо того чтобы самим идти в церковь, заносят туда свои пожитки. <…> Отобедав, отправился вместе с Муном в Сити: улицы забиты людьми, лошадьми и повозками; давя друг друга, переносят добро из одного обгоревшего дома в другой; сейчас вещи с Каннинг-стрит, где еще утром было безопасно, переносят на Ламберд-стрит и далее. <…>
Засим — домой с тяжелым сердцем; дома только и разговоров что о пожаре; явился бедный Том Хейтер, прихватив с собой то немногое, что удалось ему вынести из горящего дома на Фиш-стрит-хилл. Я пригласил его переночевать и помог ему внести вещи, мы легли, однако заснуть было невозможно: шум пожара с каждой минутой приближался, и мы были принуждены начать укладывать наше собственное добро. При ярком свете луны (стояла отличная, сухая и очень теплая погода) мы выносили вещи в сад, что же до денег и обитых железом сундуков, то их я, с помощью мистера Хейтера, спустил в погреб, полагая, что там они будут в безопасности. Золото же, а также важные бумаги и сложенные в отдельную коробку счета занес к себе в кабинет, чтобы в случае чего были под рукой. Страх наш был столь велик, что в ту ночь сэр У. Баттен распорядился прислать из деревни подводы, дабы перевезти на них свои пожитки. Бедного же мистера Хейтера мы ненадолго уложили в постель, однако долго ему спать не пришлось: в доме носили взад-вперед вещи и стоял невообразимый шум.
2 сентября 1666 года
Сэр У. Баттен, не зная, куда спрятать вино, выкопал у себя в саду яму и сложил бутыли туда; я же, воспользовавшись этой возможностью, сложил в эту же яму все свои бумаги, каковые мне решительно некуда было девать. Вечером сэр У. Пенн и я выкопали еще одну яму и спрятали туда наше с ним вино, а я опустил туда еще и пармезанского сыру, вина и другие вещи. В тот день герцог Йоркский наведался в контору сэра У. Пенна, однако меня там не было. Сидели с сэром У. Пенном в нашем саду и предавались печальным мыслям о том, что, если не принять решительных мер, контора наша сгорит непременно. <…>
4 сентября 1666 года
Ночами дурно сплю: снятся пожар и охваченные пламенем дома.
15 сентября 1666 года
Встал и, впервые за неделю, побрился; Боже, еще вчера я был уродлив как смерть, сегодня же нет меня краше.
17 сентября 1666 года
Побывав на заседании комиссии по расследованию причин пожара в Сити, сэр То. Кру пришел к выводу, причем окончательному, что пожар явился следствием заговора; немало свидетелей единодушно показали, что во многих случаях делались попытки разогнать, а не потушить пожар и что и в Сити, и за его пределами несколько папистов (то есть католиков. — А.Л.)во всеуслышание хвастались, что в такой-то день и час у нас в Англии наступит такое пекло, какого еще не бывало; говорились вещи и менее двусмысленные.
5 ноября 1666 года
Любопытно, что с последнего великого пожара прошло уже полгода, я же, в продолжение этих восьми дней, не раз сам видел, как из подвалов иных домов до сих пор валит дым.
16 марта 1667 года
По словам Гриффина, замечено (и замечание это верно), что в недавнем лондонском пожаре сгорело ровно столько приходских церквей, сколько прошло часов от начала и до конца пожара, а также что осталось стоять ровно столько церквей, сколько сохранилось таверн в той части Сити, что не пострадала от огня, — каковых было (если мне не изменяет память) тринадцать. Забавное наблюдение.
31 января 1668 года
Быт и нравы
Улица
Сегодня в городе праздник. Вид мальчишек, что, как в свое время и я, снуют гурьбой по улицам с метлами в руках, радует глаз.
День Вознесения, 23 мая 1661 года
Ехал сегодня по Нью-Гейт-Маркет, и моя карета сбросила с прилавка в грязь два куска говядины, из-за чего мясники остановили лошадей и на улицу высыпала толпа, поднялся крик, что кучер нанес урону на 5 фунтов 40 шиллингов. Вышел из кареты и, обнаружив, что никакого или почти никакого урона не нанесено, дал им шиллинг, и они, довольные, разошлись, я же — домой.
15 декабря 1662 года
Вернувшись домой, застал жену в слезах. Купив себе новый шелковый корсаж, она ехала домой, когда в Чипсайде какой-то человек, приблизившись к экипажу, осведомился, как пройти в Тауэр. Покуда она ему отвечала, другой человек подошел с противоположной стороны, схватил лежавший у нее на коленях сверток и пустился с ним наутек. Пришел от рассказанного в бешенство — но ничего не попишешь.
28 января 1663 года