Дон Алехандро и его башня
Шрифт:
— Какой есть, донна Сильвия. Другим не буду.
— И этим вы мне очень нравитесь — неожиданно заключила она. — Вы говорили, у вас лаборатория не вполне готова? Пользуйтесь моей. Приезжайте, скажем, завтра часам к трем — и я вам все покажу. Приедете?
Она подалась ко мне, почти прижимаясь высокой грудью и всем своим видом намекая, что лаборатория — это последнее место, куда мы пойдем. Конечно, очень может быть, что во мне сейчас говорили исключительно гормоны и я выдавал желаемое за действительное. Ну так завтра и проверю.
— Разумеется,
— Проводите меня, дон Алехандро, — она практически повисла у меня на руке, прижимаясь уже не почти, а точно. — Беседа с доном Оливаресом заставила меня перенервничать, и я почти не держусь на ногах.
Интерлюдия 1
Когда донна Сильвия вошла в кабинет мужа, то опять обнаружила его в обнимку с бутылкой.
— Грегорио! — почти по-змеиному прошипела она при виде этой картины. — Совсем сдурел? Тебе нельзя сейчас пить.
— А, — обреченно махнул рукой ее супруг, — мне сейчас все можно. Хуже уже не будет. Оливарес нам никогда не простит и спросит за все.
— Ты зря ему признался.
— Думаешь, были шансы отвертеться? — он глотнул прямо из бутылки, хотя перед ним стоял полный бокал. — Он взял всех. Никто не ушел. Да еще щенок этот… Я говорил тебе, что где-то его видел? Говорил? А ты не придала значения.
— Ты тоже не придал, — отпасовала наезд донна.
— Я не подумал связать его с Оливаресом. А ты должна была.
Теперь Ортис де Сарате был твердо уверен, что видел этого наглого Контрераса именно в свой последний визит к Оливаресу. То-то этот щенок так в себе уверен. Наверняка история о смерти учителя было выдумана специально, чтобы притупить его, Ортис де Сарате, бдительность. И притупил же, сволочь, потому что о смерти Оливареса донесли бы сразу, а тут чей-то посторонний осиротевший ученик, на вид — восторженный безобидный идиот. Кто бы не обманулся? Если даже Сильвия на это повелась, то к нему, к Грегорио, какие могут быть претензии?
— Я его не видела до появления в Дахене, в отличие от тебя, — холодно бросила Сильвия. — А ты вместо того, чтобы напиваться, лучше бы подумал, как нам выбираться из этой задницы.
— Я думаю, — важно кивнул он. — Много думаю. А вот ты — нет. Ты занимаешься непонятно чем непонятно с кем и непонятно где. Ик.
Он с отвращением посмотрел на опустевшую бутылку, швырнул ее на пол и только тут обнаружил, что выпивка еще не закончилась и осталась в бокале. Но бокал супруга подло увела у него из-под носа и выплеснула содержимое в окно, приведя Грегорио в отвратительное расположение духа. То есть оно и раньше было не слишком хорошим, но выливание того, на что он нацелился, стало последней каплей. К тому же Сильвия этим не ограничилась, заявив:
— Я? Да я из кожи вон лезу, чтобы решить проблемы, возникшие по твоей вине.
— Я давно говорил, что ты змея. Только они вылезают из кожи. Ик, — Грегорио захихикал, довольный своим остроумием.
— Змея, значит? — прошипела его супруга, подтверждая заключение мужа, — тогда я немедленно уползаю, и все дерьмо будешь разгребать сам. Мне-то что, меня только за недонесение на супруга привлечь могут, а за это, как ты понимаешь, не казнят. Я сама перед законом чиста, ни с кем договоров не заключала.
От ее тона у Грегорио зашевелились остатки волос вокруг лысины. Несмотря на опьянение, он сообразил, что будет, если супруга выполнит свои угрозы и уползет, то есть уйдет куда подальше. Он подскочил и ухватил ее за руку.
— Сильвия, радость моя, не уходи. Это была шутка. Неудачная, признаю, но у меня и день сегодня на редкость неудачный. Самый плохой день за последние десять лет. Моя жизнь, можно сказать, висит на волоске. И осознание этого пугает.
— Ты гадкая пьяная свинья, Грегорио. Отпусти меня немедленно.
Скривившись от отвращения, Сильвия пыталась сбросить с себя руку супруга. Но тот не желал замечать ее отношения, беспокоясь только об одном — во что выльется его глупая шутка.
— Да, солнышко, я гадкая пьяная свинья, — послушно повторил он. — Но я твоя свинья. Ты же не бросишь свою свинью на произвол судьбы?
Сильвии очень хотелось сказать, что свиней выращивают не для того, чтобы прожить с ними всю жизнь. Их полагается закалывать, когда приходит время, потому что кормить свинью дальше — смысла нет, больше хорошего мяса с нее не получишь. И время этой конкретной свиньи уже пришло, потому что дальше с нее пойдут одни неприятности. Но позволить себе такое она могла только думать, вслух же произнесла:
— Конечно, дорогой, я тебя не брошу, но и ты должен мне помогать, а не только напиваться.
— Все, что хочешь, дорогая. Все, что хочешь.
Грегорио целовал супруге руки и думал, что он согласен вообще на все, лишь бы история с Оливаресом не имела последствий. Потому что закончить жизнь на виселице — не то, на что рассчитывает благородный дон.
Интерлюдия 2
Граф Лара заканчивал доклад. Сухие слова скрывали недовольство начальника Тайной канцелярии. Была потеряна одна из лучших диверсионных групп. Если не лучшая. И потеряна безвозвратно. Что случилось, мибийский агент не знал, ясно одно — вся группа мертва.
— Доволен? — спросил Фернандо Пятый, грузно повернувшись к сыну.
Альфонсо разглядывал собственные ногти, казалось, с большим интересом, чем слушал доклада графа Лары. Расстроенным он не выглядел, что тут же подтвердил:
— Результатом — нет, а вот тем, как себя показали проклятия, — очень даже.
— Неизвестно, на каком этапе погибла группа: при нападении на проклятийника или при нападении на его ученика.
— Ученика? У него есть ученик?
— Оказалось, что есть. Причем это тот самый, которого попросили устранить наши мибийские агенты, потому что он им мешал. О том, что он ученик Оливареса, они узнали только после неудачного покушения.