Донбасс. Наследие Великих. Осколки нации
Шрифт:
"Это мы уже видели", - мрачно подумал он про себя, - "сами с усами".
По выщербленным временем лестнице герой и отчим поднялись на третий этаж. Шрам и немой охотник остались дожидаться их на первом, прислонив мёртвое тело к стене. На третьем этаже горел неяркий костерок, возле которого сидели трое точно таких же воинов изгоев.
Давиду и отчиму жестом приказали обождать, а сами проводники перекинулись парой словечек со своими соплеменниками. После чего троица поднялась на ноги и без единого слова покинула здание. Сквозь разбитое окно они увидели, как троица прошла минное поле и направилась
– Смена...
– подытожил Семёныч, - как говорится, смену сдал - смену принял. А здесь, по всей видимости, у них перевалочный пункт.
От оставшейся троицы изгоев отделился один и, подойдя к Давиду, заговорил сиплым каркающим голосом. Звуки из его горла выходили с натугой, будто этот человек давно уже не с кем не разговаривал, да и горло его сковала отвратительная ангина. Лишь внимательнее прислушавшись, он смог разобрать пару слов:
– Нельзя... дальше нельзя... быть здесь. Вы чужаки вам нельзя...
– Что нельзя я это уже давно понял!
– Погорячившись, заявил отчим.
– Ты что вообще баран? Я тебе говорю нам парня по-человечески похоронить надо, не будем же мы его с собой всё время таскать.
Изгой ненадолго призадумался и подошёл к своим товарищам пошептаться. Недолго посовещавшись, он вернулся и обратился к отчиму:
– Пойдём... проведу.
Давид и Семёныч развернулись было в сторону ступеней, как вдруг рука изгоя легла на плечо младшего.
– Ты остаться...
– прокаркал изгой.
– Это ещё с каких делов?
– Воскликнул отчим.
– Залог. Я уйду, он останется... Все быть хорошо. Мы вернуть.
Семёныч хотел было возразить, но герой лишь махнул рукой, дескать, авось пронесёт, и поплёлся в сторону костерка. Отчим лишь пожал плечами, и принялся спускается вниз. Двое оставшихся незнакомцев почти не обращали на него внимания. Как только голова их побратима скрылась за ступенями, один из них достал из-за пазухи деревянную кружку и пару искусно вырезанных костей.
Они бросали кости и с эмоциями передавали из рук в руки кружку, совсем позабыв о Давиде, расположившемся возле костра. Рядом с костром лежала небольшая куча заготовленных дров, и он не церемонясь подбросил в огонь добрую четверть. По мере разгорания жар постепенно проникал под промокшую насквозь одежду, и приятно согревал промёрзшее тело. Только сейчас герой понял насколько устал и замёрз, и насколько голоден. Раздевшись до трусов, он разложил сохнуть промокшие вещи у костра, а сам полез в вещмешок за консервами.
Вытряхнув наружу вконец промокшего и запуганного медвежонка, он принялся осматривать свои запасы. С Провизией было не густо, но герой твёрдо решил для себя приготовить поесть не только себе, но и товарищам по оружию. А накормить троих голодных мужиков не такая уж и простая задача!
Тем временем изгои, завидев медвежонка, побросали в пыль кости и подошли, вплотную тараторя на незнакомом языке.
– Эй! Держи руки при себе, если не хочешь, чтобы я сделал из тебя инвалида...
– Проговорил герой, ударив по руке особо любопытного изгоя. Тот лез к медвежонку, растопырив пальцы, желая схватить его за шиворот. Зверёныш, не помня себя от ужаса, прибился к ноге Давида.
– Слышь, что говорю обезьяна крашеная? Ты не смотри что он мелкий, пол руки оттяпает, опомниться не успеешь, а я добить помогу.
Будто в подтверждение медвежонок принялся мелко дрожать предательски завывая. Изгой не понимающе уставился то на медвежонка, то на Давида, но потом, оставив эту идею, отошли подальше со своим товарищем продолжили игру в кости громко крича и жестикулируя.
Захваченный на блок посту армейский котелок пришёлся как раз, кстати. К счастью в нём же оказалась старинная алюминиевая ложка и кружка. Намучившись с консервными банками, (нож ведь так и остался торчать в черепе медведицы) он не раз проклял свою забывчивость. Но благо, что попались банки с тушёнкой и гречкой открывающиеся при помощи металлического колечка. Высыпав содержимое трёх банок в котелок, он повесил его над костром и принялся методично помешивать.
Услышав запах еды, медвежонок осмелел и вопрошающе поскрёбся лапкой об ногу.
– На, лопай, - произнёс герой, вываливая содержимое четвёртой и последней банки, - от души отрываю. Остались одни консервы с рыбы. Ты ешь рыбу?
– Уф, уф, - ответил медвежонок, зарываясь мордочкой в кашу и становясь похожим на поросёнка.
– А придётся... Или же переходи на подножный корм. На траву, на корешки там всякие.
– Ух, ух, уф!
– Недовольно парировал зверёныш.
Содержимое котелка аппетитно побулькивало и закипало паром. Не в силах сдерживать голод и полный рот слюней, он зачерпнул из котелка горячего варева и немного подув, закинул в рот. Горячая каша приятно провалилась по пищеводу, разливая волны тепла по всему телу. Давид, проживший всю свою жизнь на скудном пайке, которое любезно предоставляло ему родное убежище, знал одну небольшую хитрость.
Преодолевая в себе голод и порывы немедленно вычерпать всё содержимое котелка немедленно, он напротив принялся медленно кидать в рот ложку за ложкой. Тщательно пережёвывая и как можно дольше оттягивая время. Он знал, что организму требуется время, чтобы понять, что он сыт, и поэтому быстрое поедание не является экономичным. Чувство сытости к нему так и не пришло...
Дочерпав почти до половины котелка, он остался всё таким же голодным. Уж лучше бы и не начинал. Оставив товарищам, он выудил одну банку с надписью "Сардины". Порядком, намучившись с крышкой, он сдуру оторвал её с мясом и облился вонючим маслом. Каким бы не был он голодным, исходящий от рыбы запах перебил всяческое желание есть. Похоже, вся рыба испортилась, залежавшись на фашистском складе. Об ногу требовательно поскреблись, и герой опустил банку на землю.
– Смотри не лопни...
– Произнёс Давид, глядя ка медвежонок отталкивает мордочкой его руку.
– Продукт просроченный, измажешь мне вещь мешок, голову оторву...
Холодный ветер продувал сквозняком сквозь разбитые окна здания. Давид весь покрылся мурашками, ощетинившись гусиной кожей. Его одежда чуток просохла, и герой напялил на себя вохкие штаны и китель.
Прошло уже более часа с того момента как отчим и двое охотников ушли хоронить товарища. Каша в котелке давно уже остыла и он, начал было переживать всё ли с ними в порядке, как вдруг заметил, что один из изгоев исчез.