Донбасс. Наследие Великих. Осколки нации
Шрифт:
С минуту сидели молча. На сей раз, герой понял, что отстрелялся, и старуха ему поверила, но то и дело ощущал её оценивающий взгляд у себя на шее.
– Ты в старых богов веришь?
– Спросила старуха, указывая на висящее, на его шее ожерелье из грубо вырезанных деревянных идолов.
– Да нет, это один товарищ на прощание подарил.
– Ответил Давид, проводя ладонью по деревянным мордам.
Немного поразмыслив, старуха ответила:
– А до меня слухи дошли, что, мол, идёт сюда старовер, да ещё с ручным медведем. Дай думаю напоследок на такое диво посмотрю.
– А почему напоследок?
Старуха хрипло рассмеялась и множество морщин на долю секунды разгладились. Но потом она снова вернулась в свой угрюмый вид и ответила:
– Нет, деточка мне уже восемьдесят девять... Как жизнь быстро пролетела! И опомниться не успела, как уже помирать надо... Ну, нечего здесь я уже всё увидела, может на том свете меня чем-нибудь удивят.
– А не рано вы умирать собрались? Вы вон какая крепкая и моложавая. Ещё меня переживёте.
– Не переживу, - мрачно ответила она, - ты думаешь я специально до тебя столько шла? У нас обычай такой, как только старый человек перестаёт приносить пользу, его отводят сюда и хоронят вместе с его родственниками...
– Но как же так!?
– Воскликнул герой, недалеко сидящие охотники, побросали кости и вскочили на ноги.
– Да ты не переживай!
– Примиряюще ответила бабушка.
– Я их сама попросила. Ты даже не подозреваешь, что означает старость. Когда у тебя всё болит и не одно средство не может тебя помочь. Я не спала уже более пяти лет, а здесь захоронены все мои близкие. Мой сын и муж тоже лежат здесь. У меня на погосте больше родственников и любимых людей, чем в мире живых.
Давид смотрел в лицо этой престарелой женщины. Из её глаз потекли слёзы, и он понял, насколько она страдает. Страдает не физически. Её гложет более сильная и страшная боль.
– Да и поговорить вот так по душам мне бы иначе не позволили.
– Прошептала она, стирая с лица слёзы.
– У нас порядки такие, с чужаками мы ни словом не обмолвимся. Да и не бывает здесь чужаков. Вы первые кого сюда пустили и только потому, что приняли тебя за старовера.
– Значит старовер...
– Задумчиво произнёс герой, теребя подарок рыбака.
– Вы поклоняетесь какой-то статуе, я видел по пути сюда. Она стоит посреди площади и в её ногах сидела какая-то женщина.
Старуха недовольно поморщилась, но всё же, перейдя на шёпот ответила:
– Нам запрещено разговаривать об этом с чужаками... а хотя, чего мне терять? Эта женщина верховная жрица, а поклоняемся мы не статуе, а этому священному месту.
– В смысле?
– В военные годы здесь воевали наши предки, здесь они и полегли все, до единого защищая этот город и свою родину. Их сыновья, наши праотцы, поклялись следить за этим местом, сохраняя в целости их могилы. Мы хранили это место от мародёров и прочей нечисти все эти годы, почитая прах умерших и сохраняя покой в этих землях. А та статуя, которую ты видел олицетворение великого вождя, имя которого было забыто и стёрто саваном времени. Но мой народ верит, что однажды великий вождь воскреснет, и поведёт за собой наш народ к процветанию. Многие отважные воины уходили на поиски его гробницы, но каждый раз возвращались ни с чем. Отсюда и наша вера в то что вождь Жив! И он бессмертен!
– Как глупо, - не подумав брякнул герой, - то что вы не нашли его могилу ещё не значит, что он живой. А может, это все лишь выдумка и никакого вождя отродясь не было?
От ужаса женщина аж отшатнулась, быстро стрельнув взглядом на изгоев гневно зашептала:
– Я бы попридержала бы язык на твоём месте. Мне-то уже терять не чего, а тебе ведь ещё жить и жить.
Прикусив кончик языка, Давид надолго замолчал. Со стороны ступеней послышались шаги и вскоре по ним поднялись его трое друзей и проводник изгой. Все четверо выглядели злыми и угрюмыми. Вода струями стекала по их, промокшим насквозь, одеждам оставляя на полу большие лужи.
Давид участливо вскочил на ноги и помог снять с себя барахло отчиму. Рассевшись возле костра, мужчины без особых церемоний принялись за скудный обед. Ливень не утихал, а наоборот, судя по грому и молниям, сделался только сильнее.
– Ты уже себе и подружку нашёл.
– Произнёс отчим, указывая на женщину.
– Это не подружка, - огрызнулся герой, - это... кстати, как вас зовут?
– Моё имя? Какая нелепость, зачем нам с вами знакомится, если уже вот-вот доведётся прощаться... Как только ливень закончится, меня уведут, и более мы с вами не увидимся.
– Вот и здорово!
– Проворчал Шрам, набивая полный рот каши.
– Слышь Саня у тебя есть ещё что-то пожрать, что-то я ни хрена не наелся.
Глава 14
Когда с котелком было покончено, Семёныч выудил из своего рюкзака ещё четыре банки, гречки с тушёнкой и расставил их около костерка, чтобы грелись. Дрова потихоньку прогорали, и Давид как самый младший занялся их добычей, попросту говоря, отламывая старые оконные рамы. Рамы, по-видимому, были из качественного дерева так как с трудом ломались, но зато ярко и тепло горели. Вдоволь навозившись и загнав пару заноз, герой вернулся обратно к костру. Сидящие поодаль изгои молчаливо передавали друг другу стакан с костями, охотники самозабвенно пережёвывали консервы.
Медвежонок окончательно осмелев развалился возле костра поочерёдно подставляя к огню то один, то другой бок. Старуха, улыбаясь, чесала за ухом зверёныша, и казалось-бы и думать забыла о свой скорой кончине. Все чего-то ждали. Но вот ливень начал понемногу стихать, всё меньше и меньше походя на стихийное бедствие.
Двое из изгоев поднялись на ноги и, подойдя к костру, молчаливо стали над старухой.
– Береги своего друга, - улыбаясь герою, сказала она, - мы в ответе за того, кого приручили.
Не без помощи соплеменников она поднялась на ноги и зашаркала в сторону лестницы. Провожая эту троицу взглядом, герой заметил, как старуха обернулась к нему возле самых ступеней, и помахала на прощание рукой. Герой помахал в ответ, и хрупкий силуэт старушки скрылся з глаз. Ещё долго было слышно её шаркающую походку и тихое покашливание, но потом всё стихло.
– Они её убьют, - дрожащим голосом произнёс Давид, на что отчим только пожал плечами и ответил:
– Значит у них такие порядки. Не нами заведено, не нам это дело прекращать...