Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта

Корнилов Владимир Владимирович

Приход Украины на территории Юга России наконец предоставил галичанам возможность влиться в ряды местных чиновников. Так вышло, что галицкие эмигранты, проживавшие в Донецко-Криворожском бассейне, оказались теми самыми людьми, которые в большей или меньшей степени владели украинским языком, пусть даже и далеким от грамотности или от центральноукраинского произношения. Характерными для первых дней украинской власти в Харькове стали подобные объявления, написанные на потрясающем суржике: «ГАЛИЦКА-УКРАІНКА знаюче добре Українську мову и правопись, шукає якоі небудь посади по — письменству. Звернутись письменно Искренська вул. № 51 Ю. Кінср» [1094] . Собственно, так галичане, эмигрировавшие в ходе Первой мировой войны на Юг России, и рождали то явление, которое позже назовут «харьковским», или «скрыпниковским правописанием» («Харківський правопис»).

1094

Рух, 23 апреля 1918 г.

Но

в своей основе местное население восприняло украинизацию в штыки, что дало основания украинским властям заявлять о «саботаже». По словам генерала Деникина, борьба против насильственного навязывания одного языка консолидировала против украинской власти людей с абсолютно противоположными идеологическими позициями: «Дикие и обидные формы украинизации, отталкивавшие одних и не удовлетворявшие других, восстанавливали против власти большевицкое и противобольшевицкое население городов, настроение которых сдерживалось присутствием австро — германских гарнизонов» [1095] .

1095

Деникин, т. 3, стр. 32.

Против украинизации территорий Юга России выступили фактически все слои населения. На митинге рабочих ХПЗ 16 апреля был затюкан представитель украинских социал — демократов Петренко, который пытался выступать в поддержку Центральной Рады и ее курса на украинизацию. Будучи освистанным, он махнул рукой со словами: «Я с вами не сговорюсь, подожду, когда вы присмиреете и лучше уразумеете то, что происходит!» В ответ рабочие заявили оратору, что «силой штыков украинский язык вводить не допустимо» [1096] .

1096

Возрождение, 19 апреля 1918 г.

Против насильственной украинизации выступило и духовенство. Так, газета «Рух» жаловалась на «попов» села Жихарь (недалеко от Харькова) за то, что те якобы чинили препятствия работе активистов «Просвиты» [1097] .

На встрече только что прибывшего из Киева нового харьковского губернского коменданта подполковника П. Мироненко — Васютинского (кстати, Георгиевского кавалера) с многочисленной толпой бывших офицеров, собравшихся в Харькове, оратор сорвал овации, когда заговорил с аудиторией на русском языке: «Я буду говорить по — русски, дабы дать всем понять, что власть нового молодого государства не стоит на точке зрения зоологического национализма (аплодисменты) и что она хочет, чтобы все народности на Украине пользовались одинаковыми правами» [1098] .

1097

Рух, 21 апреля 1918 г.

1098

Возрождение, 24 апреля 1918 г.

Наверняка присутствовавший на этой встрече полковник Штейфон отмечал: «Не замечалось желания стать украинцами и среди населения. Украинство в его специфическом понимании не имело в Харькове корней ни прочных, ни, тем более, глубоких. То, что после революции стало называться обобщенным именем «украинства», являлось не более как сомнительно распространенной на Юге хохломанией. «Хохлы» встречались во всех социальных группировках и по своей природе не проявляли никаких серьезных сепаратистских тенденций. Хохломания проявлялась довольно невинными склонностями: имелась симпатия к рубашкам, вышитым крестиком, водка называлась горилкой, пелись малороссийские песни, а в некоторых случаях произносилось «це дило треба розжувати». И как крайнее проявление политического радикализма затягивалась «Як умру, то поховайте…». Конечно, существовали в Харькове и «спилки», зараженные левоукраинскими тенденциями. Однако их влияние было ничтожным. Городские окраины… были заселены обывательской массой явно выраженного «хохлацкого» типа. Украинство, занесенное из провинции с языком малопонятным, а иногда и совсем непонятным, представлялось как интеллигентское измышление» [1099] .

1099

ГАРФ. Фонд 5881. Опись 2.

Дело 754. Листы 64–67.

Абсолютно та же картина наблюдалась и в других регионах Юга. Так, в Екатеринославе, по словам очевидцев, «официальная украинско — галицийская «мова» совершенно игнорировалась населением, не понимавшим ее». Замминистра иностранных дел петлюровской Директории Арнольд Марголин признавал, что расхожей фразой интеллигентов было заявление о том, что «они признают Шевченко и его малороссийский язык, но отвергают, как чуждое и непонятное, галицийское наречие, “на котором теперь пишут в газетах”». Кстати, один из собеседников Марголина заявил, что на данный аргумент не получил от того «удовлетворительного ответа» [1100] .

1100

Игренев, стр. 234; Марголин, стр. 59; Маргулиес. стр. 197.

Явное и скрытое сопротивление тотальной украинизации, которую пытались внедрить киевские власти на оккупированных немцами территориях, украинская пресса называла «саботажем» или «саботажиком». Местным чиновникам газета «Рух» советовала: «Что ж, уважаемые, сочувствуем вам, искренне сочувствуем, но посоветовали б вам: заячий саботажик не устраивайте и бланчиков, которых вы так боитесь, не заказывайте под шумок на русском языке, потому что они не нужны и деньги, потраченные на них, пропадут напрасно» [1101] . Надо заметить, что бланки вскоре пригодились и на русском языке (мало того, при Деникине они запрещались на украинском), а газета «Рух» сама была закрыта после гетманского переворота.

1101

Рух, 19 апреля 1918 г.

Сопротивление украинизации проявилось не только в отказе переводить все и вся на украинский язык, но еще и во всеобщем осмеянии данного процесса. Такого количества едких фельетонов не вызывала ни одна иная тема в прессе Юга России. Как только в Харькове было объявлено, что отныне он является составной частью Украины, а единственным государственным языком будет украинский, «Возрождение» буквально сразу разразилось гомерическим хохотом:

«Побачимо, як Харків будеть мовить на украинский лад… Харьковцы знают много наречий. Многие говорят по — французски… Не мало харьковцев знают язык немецкий… Часто слышим разговоры по — польски… Иногда обмениваются двумя — тремя фразами по — английски. Привыкли слышать речи на языках армянском, еврейском, турецком и даже китайском, но меньше всего приходилось харьковцам «балакать» на украинский лад… — Застукали нас гайдамаки! — говорят харьковцы и запасаются украинскими книгами. То — то будут «Украинцы»!..» [1102] .

1102

Возрождение, 12 апреля 1918 г.

Не меньше веселья вызвало приведенное выше распоряжение в течение трех дней украинизировать все вывески на железной дороге. «Возрождение» представило, как железнодорожник Иван Иванович Иванов, «социал — демократ по вероисповеданию и украинец по профессии», должен теперь эти вывески переводить:

«Может, надписи — то эти 5 лет писались, а ты их в 3 дня перепиши… Тьфу!

Однако сел.

— «Дежурный по станции».

Задумался.

— Ну, дежурный — діжурний. Это что и говорить. А по станции?

А за первой — вставала другая:

— «Кипяченая остуженная вода». Кипяченая! — кипятился Иванов. — Откуда на украинском кипяченая вода, когда ее запорожцы просто — напросто из Днепра сырьем дули? Остуженная… О, господи!.. «Поезд опаздывает на…». Да что он, по — русски опоздать не может, что ли? — выходил из себя Иванов. — Ежели самостийность, так непременно им на украинском языке опоздай!!»

В итоге Иванов нашел выход из ситуации в том, чтобы где ни попадя вставлять «і»: «На основаній парагріфа 6–го інстр. по отділу…». Кончилось для него все приемным покоем, где врачи определили ему болезнь: «Delirium Ukrainum». «На утро, — пишет фельетонист, — последовала смерть. Естественная. От огнестрельной раны. Причем руки почившего были связаны позади» [1103] . Так что знаменитые сцены «Белой гвардии» были не просто выдумкой Михаила Булгакова, они были жизненными для Юга России начального периода Гражданской войны.

1103

Возрождение, 16 апреля 1918 г.