Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта
Шрифт:
Самое интересное, что, в отличие от расхожего мнения о том, что украинский язык был языком деревни, в самой деревне официального языка юного украинского государства не понимали, о чем также есть масса свидетельств очевидцев. К примеру, вот как один харьковский публицист описывал свою поездку в оккупированный немцами Киев в конце апреля 1918 г.:
«Путешественники усиленно расспрашивают недавно севших о местных настроениях:
— Ну как у вас украинизация?
— Да так, ничего, все по — прежнему.
— Все на украинском говорите?
— Куда там! У нас в деревне и то все новые законы и наказы на русском языке сходом читаются.
— Почему же?
— Да крестьяне на русском — то плохо разбираются в этих законах, а на украинском совсем ничего не понимают. Как на украинском начнут читать, так все смеются. Ведь это же язык литературный и масса незнакомых слов для народа» [1104] .
Эта картина сегодня кому — то может показаться парадоксальной. Однако подобные же свидетельства приводили многие, в том числе иностранцы. Британский публицист и
1104
Возрождение, 27 апреля 1918 г.
1105
Bechhofer, стр. 175.
Известный уроженец Екатеринославской губернии, председатель российской Госдумы Михаил Родзянко (кстати, много сделавший для защиты этнических прав малороссов) еще до революции заявлял, что крестьяне литературного украинского языка не понимают и желают читать книги на русском языке. И как пример, он привел тот факт, что екатеринославские крестьяне в свое время в штыки восприняли факт перевода манифеста 17 октября 1905 г. на украинский язык [1106] .
Эти факты особенно интересны в связи с тем, что всероссийское руководство большевистской партии, обсуждая вопросы о национальной работе и вообще будущем Украины, также постоянно ссылалось именно на тот факт, что южнорусская деревня говорит по — украински, а стало быть, с ней надо общаться именно на украинском языке. Когда в декабре 1917 г. обсуждалась идея создания Компартии Украины, один из лидеров Цикуки полтавчанин Василий Шахрай, заявил: «Литература должна издаваться на украинском языке. Должен выходить орган, приспособленный к деревне, на простом языке». Идея издания для деревни газеты на украинском языке была поддержана и наркомом просвещения советской Украины, уроженцем Каменец — Подольского Владимиром Затонским [1107] . Как видно из вышеприведенных примеров, языком деревни земель, входивших в Донецкую республику, далеко не всегда был украинский. Вполне возможно, большевики, происходившие из малороссийских губерний, об этом не догадывались.
1106
Дорошенко, стр. 101–102.
1107
Большевистские организации Украины, стр. 496, 499.
Недовольство, связанное с украинизацией, было настолько велико, что, к примеру, украинский комендант Мелитополя не нашел ничего лучшего, как запретить публичную лекцию на тему «Национальный вопрос на Украине». Когда его спросили о причинах такого странного решения, комендант ответил: «По украинскому вопросу ничего, кроме неприятностей, сказать нельзя». Харьковская газета «Наш Юг», прослышав об этом, разразилась гневной тирадой по поводу запрещенной темы: «На Украине далеко не все обстоит благополучно. Об этом необходимо не только говорить, но прямо — таки кричать. «Ставка на сильного» во всех областях жизни… не отвечает укладу общественных сил на Украине… Быть может, это неприятно слышать нынешним рулевым украинского государственного корабля, но это факт, подтверждаемый сотнями официальных сообщений» [1108] .
1108
Наш Юг, 9 июня 1918 г.
Александр Яблоновский
Стоит ли говорить, что украинские власти, прикрываясь словами о необходимости «разговаривать с народом на его родном языке», вовсе не собирались учитывать мнение самого этого народа? Популярный в России публицист, фельетонист, критик Александр Яблоновский (Снадзский), вопрошал: «Разве вы, сторонники украинской самостийности и представители киево — харьковской национальной интеллигенции, спрашивали у вашего народа о его желаниях? Кто это спрашивал? Когда спрашивал? Где спрашивал? Укажите мне хотя бы подобие всенародной анкеты, дайте мне хотя бы намек на действительную волю народа, и я первый закричу вместе с вами: “Хай живе самостийна Украина!”» [1109] .
1109
Возрождение, 30 апреля 1918 г.
Харьковский деятель украинства Гнат Хоткевич, к примеру, очень оскорбился предложением Харьковского уездного съезда учителей учитывать мнение народа при выборе языка школ. Хоткевич возмущался: «Хорошо. Казалось бы, что лучше — пусть сам народ скажет. Зачем, г юл, будем навязывать ему школу, — а может, он ее и не хочет и т. д. Мысль страшно демократичная и совсем такая, как вон дают собаке кусок хлеба, а в нем иголку. В первую очередь, а спрашивали у народа тогда, когда заводили по царскому приказу московскую школу? Нет, тогда не спрашивали,
Автор этих слов даже не задумался над тем, чем же он лучше ненавидимого им царского режима, если предлагает перенимать его же методы. Но любопытно, что, приводя эту цитату, современный украинский исследователь полностью становится на сторону гласного Харьковской городской думы: «Не актуальна ли и поныне ситуация и не злободневна ли аргументация г. Хоткевича?» [1110] . Что за вопрос! Конечно, актуальна! Собственно, как актуально и предложение Харьковского съезда учителей почти что вековой давности. И видимо, будет актуально всегда. Во всяком случае, так считал В. Солоневич, ссылавшийся на ситуацию 1918 года: «В тот короткий промежуток времени, когда Великая Петлюра балаганила — при немецкой поддержке в Киеве, — русская общественность подняла вопрос о плебисците. И петлюровский министр Василий Шульгин [видимо, автор перепутал, имея в виду Александра Шульгина, генерального секретаря УНР по межнациональным делам. — Авт.] сказал прямо: никаких там голосований — ибо мы знаем, что голосование будет в пользу русского языка. Поговорите, пожалуйста, с любым самостийником — первым встречным и поперечным: ни на какое голосование он не согласится никак. И по тем же самым соображениям» [1111] .
1110
Михайлин, стр. 326.
1111
Солоневич, стр. 250.
В периоды всех кампаний по украинизации оккупированных территорий Донецкой республики, а позже — Юго — Востока советской Украины — население этих регионов всегда выступало за официальное двуязычие. «Равноправие языков в местностях со смешанным населением есть элементарная гражданская свобода, которую истинно — демократическая власть должна охранять, а не нарушать, — писал «Южный край» в первые дни после оккупации Харькова. — Русскому языку, глубоко и прочно распространившемуся в Слобожанщина, должно быть обеспечено равноправие в школе, в самоуправлении, в администрации, в суде, в армии и в законодательстве» [1112] .
1112
Южный край, 15 апреля 1918 г.
Известный русский лингвист академик Дмитрий Овсянико — Куликовский, преподававший в те годы в Харькове, писал в апреле 1918 г.: «Современные деятели украинского возрождения ненавидят наш великий общерусский язык… и нашу великую литературу, ставшую одной из мировых, и здесь — то и усматривают важнейшую опасность для национального возрождения Украины. Они готовы черпать слова и выражения откуда угодно, только не из этого источника. Они посылают проклятия по адресу языка Пушкина и Лермонтова, Толстого и Тургенева. К этой дикой вражде и чудовищной нетерпимости присоединяется у них еще одно, очень странное, недоразумение: они полагают, что распространение на Украине общерусского языка и литературы ведет к «обрусению» Украины, т. е. к превращению украинцев в великороссов (в «кацапов», в «москалей»). Вот именно тут — то и скрывается ключ к загадке шовинизма и, так сказать, лингвистического фанатизма вождей возрождающейся Украины… Перед нами уже картина, очень близкая к психопатологии и очень далекая от разума и морали, — и мы реагируем на нее не ощущением брезгливости, а нравственным ужасом и умственным отвращением».
Дмитрий Овсянико — Куликовский
Академик, профессор четырех университетов, уроженец Каховки взывал к чувствам и разуму умеренных деятелей УНР: «Не к тем, которые находятся под роковою властью этих страстей, не к фанатикам украинской идеи обращаюсь я со своей речью: их не вразумишь, они и слушать не захотят. Я обращаюсь к тем неофитам украинской идеи, которые еще не отравлены ядом вражды и ненависти и только проходят стаж национального возрождения… Общие языки, имея свою историческую миссию, не препятствуют, а содействуют национальному развитию областных, из которых тот или другой в свою очередь может… стать общим. Но Украина… воздвигает пущее гонение на общий русский язык, торопясь насильственно, по приказу, по — большевистски украинизировать все ведомства, все учреждения, все канцелярии на огромной территории, разноплеменное и разноязычное население которой давно привыкло, в этих сферах, пользоваться языком общерусским. Нельзя не предвидеть, нельзя не опасаться здесь серьезной помехи и даже ущерба для правильного развития самой украинской национальности: ибо тут нарушаются натуральные права личностей и целых масс населения, и неминуема вспышка недоброжелательных и даже одиозных чувств в отношении к новому языку, с такой быстротой и натиском вторгающемуся в школу, в суд, в нотариальные конторы, в банки и т. д. и т. д. А между тем дело, казалось бы, совсем простое и могло бы уладиться к общему удовольствию: стоит только узаконить оба языка, украинский и общерусский, и предоставить населению возможность пользоваться, как тем, так и другим — на равных правах» [1113] .
1113
Возрождение, 25 апреля 1918 г.