Донгар – великий шаман
Шрифт:
– Не поможет! – все так же жизнерадостно объявил Хонт. – Куль расправится с обозом – а потом вернется в крепость. Или приятелей позовет!
– Это все вы! – выдавил Пукы, даже не замечая, что говорит почти как давешний стражник. – Я понял – это вы нарочно! Чтоб я согласился Черным стать! Подговорили Самсая, тот своего куля в крепость запустил…
– Мне, конечно, нравятся упорные парни, но даже я начинаю уставать, – буркнул Хонт. От его недавнего добродушия не осталось и следа. – Ты, мальчик, нашего Самсая так бубном скрутил, что мы его до сих пор развязать не можем! Самсай здесь,
– Ну так забрал бы его и валил отсюда! – выпалил Пукы. – Чего он к Нямь соваться вздумал?
– А вот теперь я, пожалуй, с тобой, Кэлэни, соглашусь, – торжественно объявил Хонт. – Парень действительно не очень сообразительный. Это же кули! Духи болезней! Они безмозглые совсем! Ты когда-нибудь задумчивый насморк видел? А образованный понос? Они нападают на людей не потому, что так задумали, а потому, что природа у них такая! Их только Самсай придержать и может! А Самсая нет!
– А если Самсай велит этому кулю убраться? – с неистовой надеждой спросил Пукы. – Тот оставит Нямь в покое?
Воздух вздрогнул, и между Хонтом и Кэлэни возник облаченный в черное Самсай-ойка. Устремленный на Пукы взгляд мрачных глаз аж искрился, даже лысина, казалось, сверкала от ярости.
– Только после того, как ты меня освободишь! – рявкнул Самсай, всем телом извиваясь в стягивающем его ободе от бубна.
– Он не обманет? – настороженно поглядывая на плывущего впереди Самсая, шепотом спросил Пукы у Кэлэни.
– Очень мне надо – Черного Донгара обманывать! – немедленно откликнулся сам Самсай, презрительно оглядываясь на Пукы. – А ты потом опять вниз по Великой реке спустишься в подземный мир, устроишь самому повелителю Куль-отыру большой скандал, на меня всех ездовых собак навешаешь – причем в буквальном смысле этого слова! Виру за обман стребуешь – и буду я сто Дней до приказа служить у тебя на посылках? Знаем, проходили уже – больше не хочется!
– Я не… – привычно хотел отречься от Донгарова черного имени Пукы. Но вдруг, если он не Донгар, его можно обманывать? Лучше уж он в этот раз промолчит.
– Неужели? – делано изумился плывущий сзади Кэлэни. – Не иначе как что-то большое в лесу сдохло. Мэнкв, наверное. Если ты еще пару раз промолчишь, проблема мэнквов будет решена раз и навсегда.
– Я не знаю, что такое «проблема», – не оглядываясь, буркнул Пукы. Темный он, стойбищный, откуда ему!
– Ты не темный, ты Черный, – с ласковым издевательством откликнулся Кэлэни.
– А ты не смей читать мои мысли! – рявкнул в ответ Пукы.
– Я? Да ты сдурел, парень! – откликнулся незнакомый стражник, неожиданно выросший у него на пути.
– А с вами вообще никто не разговаривает! – рыкнул Пукы, полоснув нежданного собеседника взглядом.
Тот отпрянул. То есть хотел-то он навернуть наглому малодневке древком копья по шее. Но от устремленного на него взгляда мальчишки веяло такой жуткой, завораживающей силой, что стражника прошиб горячий пот. И он даже не отступил, а отпрыгнул в сторону, пропуская Пукы на окруженную воинами площадь, где уже собирал свои манатки несчастный обоз.
Не обращая внимания ни на злобные
От этих саней слышался только частый лающий кашель: трое взрослых склонились над бессильно раскинувшейся девочкой. Сжимая руками голову, раскачивался в отчаянии отец Нямь. Поглаживая мокрые от болезненного горячего пота косы дочери, сидела рядом мать. Напрасно пытался шаман влить девочке в стиснутое судорогой горло какой-то отвар.
Заслышав приближающиеся шаги, дядька Том поднял голову. Увидел Пукы – и его темное лицо налилось краской бешенства.
«Не иначе как стражники ему наговорили», – равнодушно подумал Пукы.
Стискивая пудовые кулаки, отец Нямь поднялся мальчишке навстречу.
– Что ж ты, мэнквеныш, наделал, а? – переходя на крик, начал он, и на лбу вздулись толстые, как веревки, жилы.
– Не надо… так… разговаривать… со мной… – раздельно произнес Пукы. Дядя Том думает, что он в ярости? Да он и наполовину не понимает, какая ярость сейчас бушует в самом Пукы! Тот и сам не знает, на кого сейчас кинется – то ли на засевшего в Нямь куля, то ли на Самсая с Кэлэни, то ли… самому себе горло от злости перервет! Впрочем, некстати подвернувшийся обозник тоже сгодится. И Пукы поглядел на дядю Тома.
Старосте обоза вдруг показалось, что под ним разверзлась земля, а из глубин ее доносится жуткий рокот поднимающегося чэк-ная. Он метнулся вперед, прикрывая собой жену и ребенка…
Мис-не ласково похлопала мужа по плечу. Потерлась носом о горячий лоб дочери, встала… поклонилась Пукы низко-низко, как кланяются даже не шаманам, а только высшим Храмовым жрицам. И спустилась с саней. Не оглядываясь, направилась прочь.
– Что? Куда? – ахнул дядя Том.
– Иди, иди, – рассеянно скомандовал Белый. – Твоя женка всегда знает, что делает.
Мужик поглядел на шамана, на безмятежно помогающую обозникам собираться мис-не, на закаменевшего, как в бесконечной муке, Пукы и, глухо ворча, полез прочь. Шаман отставил чашку с отваром. Спускаясь с саней, оглянулся:
– Знаешь этого куля?
Пукы только молча покачал головой – ему казалось, еще хоть слово, и он не выдержит, снова ринется прочь отсюда, оставив Нямь во власти куля.
– А я знаю. – Белый неприятно усмехнулся. – Прошлой Ночью он к нам уже захаживал. Держи. Тогда мне это не пригодилось. – И он протянул Пукы вырезанное из древесного сучка изображение.
Пукы поглядел на лежащего у него на ладони идола. В жуткую – как прогнившая рыбина – морду. Мальчишка сунул идола под парку – и шагнул к лежащей на медвежьей шкуре Нямь.
– Ну! Давай! – на выдохе потребовал он у Самсая.
– Ты давай, – как всегда склочно, огрызнулся в ответ Невидимый старик. – Или ты думаешь, я скомандую: «А ну, выходь!» – и куль выскочит как ошпаренный? Куль, если уж в человеке поселился, даже повелителя своего не слушает. За ним лезть надо!
– Ну так лезь! – чувствуя, что силы его на исходе, выкрикнул Пукы.