Доноры за доллары
Шрифт:
– Почему здесь никогда ни о чем не спрашивают, а сразу выносят какие-то кардинальные решения? Здесь что – святая инквизиция у руля? – разозлился он.
Я предложил ему немного успокоиться и выложить все по порядку, не затрагивая начальство и, по возможности, не нервничая. Юдин с минуту помолчал, зло глядя в потолок, а потом сбивчиво стал рассказывать, что его сегодня с утра пораньше вызывали в кабинет к главному, где в присутствии работников хирургии обвиняли в том, что он не способен правильно поставить диагноз.
– Завхирургией орал, как ошпаренный, Штейнберг
– Ну, а вы-то тут при чем?
– Вот и я сперва не понял. А они мне карточку суют в нос. Оказалось, это мой пациент. Он ко мне приходил накануне с жалобой на желудок. Я послал его на гастроскопию. Посмотрели – все нормально, здоров, как бык, только кислотность слегка повышенная. Поводов для беспокойства не было никаких – не было у него язвы. Я ему, естественно, профилактические процедуры прописал и отпустил подобру-поздорову. А его на следующий же день – на «Скорой» к нам. Как такое может быть – никто не знает. Да еще у него сердце слабое оказалось. Они на меня: почему кардиограмму не сделал? Интересные такие! Я же его на операцию не посылал, правильно? Передо мной такая задача не стояла. А они бы и сами могли подсуетиться, если такие умные.
– Вы им так и сказали? – ужаснулся я.
– Нет, конечно, – успокоил меня Юдин. – Но я им настоятельно посоветовал разобраться с хирургом. Только, видимо, я крайним и останусь.
– Прекрасно, прекрасно! – протянул я. – Никуда отсюда не уходите. А лучше – идите пока к моргу, а я попозже спущусь. В разбирательстве подобного рода, как показывает опыт, лучше действовать, не теряя ни минуты!
Я оставил недоумевающего Юдина и понесся к Штейнбергу. Постучавшись и войдя, я с порога начал свою разгневанную речь:
– Борис Иосифович, я не понимаю – что у нас происходит?
Главный буквально окаменел в своем огромном кресле от неожиданности. Я понял, что Юпитер сейчас отлупит обнаглевшего быка, но мне было уже нечего терять – либо пан, либо вообще – выгонят.
– Интересная картина получается – люди мрут под ножом хирурга, а влетает за это исключительно терапевтам. Очень логично! Вы же сами знаете, что это не первый случай подобного рода, так почему же обвиняют человека, который имеет к его смерти весьма косвенное отношение?
– Постойте, Ладыгин! Вы что-то совсем зарвались. Ваш терапевт просмотрел язву у пациента, и он в результате оказался на том самом хирургическом столе, на котором и умер, – это факт, с которым не поспоришь.
– То есть вы доверяете сведениям, которые поступили к вам от хирурга, а то, что сам лечащий врач утверждает обратное, – этого вы во внимание не принимаете?
– Но, милейший, ваш врач уже однажды прокололся – как я могу ему верить? А в хирургии у нас работают люди опытные,
– При чем тут кто и сколько заслужил? Нужно разобраться до конца, иначе мы никогда ничего не поймем. Ни того, отчего умер этот мужчина, ни того, кто забрал труп той девушки!
– Вы хотите сказать, что эти случаи как-то взаимосвязаны? Вы просто бредите, дорогой мой. Ваши успехи на почве всяческих расследований немного повредили вашему здравому рассудку – и это печально. Если вам мерещится везде преступный замысел или у вас просто руки чешутся набить морду каждому подозрительному в этой клинике, то, боюсь, мне придется вас рекомендовать на место районного следователя, а ваш пост передать человеку, более для него подходящему, – весомо закончил он.
– Делайте со мной что хотите, Борис Иосифович, только разрешите присутствовать на вскрытии, – покаянно попросил я.
– А вскрытие уже произвели – прямо сразу, – спокойно отозвался он.
– Тогда пусть произведут еще раз – нужно же еще освидетельствование судмедэксперта. Вот давайте и облегчим ему работу. Пока родственники труп не забрали, – настаивал я.
– Хорошо, Ладыгин, если вы хотите закончить свою трудовую деятельность подобным фокусом, дабы войти в анналы, то можете доставить себе подобное удовольствие!
– Благодарю вас, уважаемый Борис Иосифович! Ну, я пойду в морг?
– Постойте, Ладыгин, не спешите. В морг вы пойдете в сопровождении завхирургией и патологоанатома, иначе – мало ли что в вашу буйную голову придет?
Мы стояли и молча смотрели на все это, не понимая, что же такое происходило здесь. Завхирургией был очень бледен, Юдин едва сдерживался от истерического смеха, а я смотрел на вспотевшего патологоанатома и понимал, что тот еще меньше меня что-либо понимает. А ему-то как раз и был задан сакраментальный вопрос:
– И что это означает?
– Это вы у меня спрашиваете? – ошарашенно спросил патологоанатом у завхирургией.
– А у кого же? У завтерапией? – съязвил тот, расстегивая верхнюю пуговицу халата.
Я разглядывал разрезанный труп и чувствовал себя очень дурно. В образовавшийся в брюшине просвет можно было видеть, что у мужчины отсутствовала добрая половина внутренних органов.
– Здесь кто-то неплохо поработал скальпелем, – мрачно пошутил патологоанатом, делая еще один надрез.
– Интересно, кто у нас по моргам работает скальпелем, если не вы? – продолжал язвить завхирургией. – Ваша подпись стоит на заключении о причине смерти?
– Нет, – хладнокровно ответил патологоанатом, продолжая осмотр, – не моя. Власова. А! – радостно воскликнул он. – Сердце на месте. Можете убедиться сами: видите вот это? Да, я могу подтвердить, что причиной смерти явился сердечный приступ. По поводу желудка я вам ничего сказать не могу – его попросту тут нет, смотрите сами.
– Куда же могли деваться остальные органы, вы можете нам сказать? – сдерживаясь, чтобы не отвернуться, спросил я.