Доноры за доллары
Шрифт:
Он указал мне рукой на стул и представился в свою очередь:
– Игорь Васильевич Жуков. Вы что-то хотели?
– Да, меня вот на вскрытие к вам не допустили – говорят, теперь лимит на посещение морга – не более раза в год и не более трех человек.
Он не понял моего стеба и стал смотреть на меня еще более внимательно.
– Так вот я и хотел у вас спросить – не поделитесь ли вы со мной результатами вскрытия? Мне для коллекции.
– Для какой коллекции?
– Для коллекции странных смертных случаев в хирургическом отделении.
Он посмотрел на меня теперь уже
– Я, возможно, немного неясно выразился, но мне очень нужно знать, – продолжал настаивать я.
– Ну, хорошо. Вот, посмотрите сами, – в его руке появился листок с заключением о причинах смерти.
Меня аж передернуло. Я помотал головой:
– Не-ет, этого я читать не буду. Наотрез отказываюсь. Вы мне сами как очевидец всех событий расскажете, идет?
– Как хотите, – пожал плечами Жуков. – А что именно вам интересно?
– Скажите прежде: все ли органы больного были на своем месте?
– Нет, не все. Одной почки не хватало.
ГЛАВА 10
«Уехать, уехать – куда уехать?» – только эта мысль – вот все, что у него теперь осталось. Спасибо брату – разрешил пока в его квартире пожить в Теплом Стане, а то...
Он со вздохом посмотрел на свое отражение в осколке зеркала.
«Что делает с человеком страх, боже мой!» Он провел рукой по щетине и ужаснулся, поймав взгляд обезумевших, каких-то больных, лихорадочно блестящих глаз.
В этом человеке, который выходил на улицу только раз в неделю, в магазин за продуктами, и жил в комнате, окна которой были постоянно закрыты занавесками, он отказывался узнавать себя.
Он прожил довольно бурную жизнь, но до сей поры редко испытывал страх, тем более такой страх. Даже когда ему прямо в лицо летел тяжеленный кулак противника, он находил в себе силы соображать трезво. Именно в этом заключался секрет его бесконечных побед – в холодном и ясном уме, в отваге.
Но теперь – теперь все было иначе. Он не знал, откуда и когда появится тот, кого ему следовало бояться. А потому он боялся всех и всегда. Он хотел накопить силы, чтобы встретить врага лицом к лицу, но враг его был многолик и одновременно невидим, а потому силы таяли с каждым днем.
Он понял это, когда вырвал телефонный шнур из розетки, потому что даже редкие звонки доводили его до белого каления. После этого он понял, что проиграл.
Смириться с этим он не захотел, а потому сегодня впервые открыл занавески, выбрился, вонзая бритву чуть не до крови в свою заросшую щеку, вычистил пальто и решительно вышел на улицу, захлопнув дверь. Ключи он оставил на полке в прихожей.
– О, это уже интересно. И кто же, по-вашему, отрезал бедняге почку, после того как вы его прооперировали?
– С чего вы взяли? – Жуков состроил удивленное лицо. Он, вероятно, принимал меня за не совсем нормального. – Почка у пациента отсутствовала уже на момент операции.
Теперь была моя очередь удивляться.
– В смысле, это вы ее отрезали?
– Нет, ну что вы. Ее не было раньше – она была удалена, очевидно,
– Очень хорошо! А больше никаких особенностей вы не заметили у этого пациента?
– Ну, как было уже известно, ожирение сердца, общая изношенность пищеварительной и выделительной системы...
– Спасибо, спасибо... А как фамилия этого пациента?
Жуков покосился на заключение:
– Сергеенко его фамилия. Валентин Иванович Сергеенко.
Выскочив из кабинета Жукова, я помчался в свой кабинет, в котором, как и прежде, был довольно редким гостем. С уходом Юдина мои терапевтические дела шли из рук вон плохо. Отделение работало как придется, врачи целыми днями травили анекдоты в курилке. Слава богу, пока ни один больной не подал жалобу начальству, все больше терпеливые попадались – покорно маялись в очереди, хотя имели право за такие деньги иметь отдельного врача. Каждая неделя начиналась с желания навести порядок, но только желание оформлялось в твердую решимость, как тут же случалось очередное ЧП, которое уводило меня в сторону от праведного пути. «Благими намерениями вымощена дорога в ад!» – назидательно говорила мне каждый раз Инночка, ужасаясь моей безалаберности. Я соглашался с ней и обещал исправиться, а чтобы она была немножко снисходительнее, разрешил ей время от времени запираться в моем кабинете с подружками.
Сейчас я застал ее одну: она сидела, закутавшись в мохнатый шарф, и играла в «Lines». Когда Инна узнала, что я даже элементарно не могу расставить цветные шарики в этой простой компьютерной игре без особых проблем, она пришла в ужас и стала втайне считать меня совершенно пещерным типом.
– Привет! – бодро поприветствовал ее я, хотя в душе сильнее всего хотел бы, чтобы ее сейчас здесь не было.
– Привет, – равнодушно отозвалась Инна, не отрываясь от экрана – видимо, шарики стали вести себя особенно буйно.
– Инночка, ты не могла бы меня пустить ненадолго в мое собственное кресло? – вкрадчиво спросил я.
– Зачем это? – искренне удивилась она, быстро щелкая «мышкой».
– Ну, предположим, я хочу погреться – ты же там, наверное, так пропитала кресло своим теплом, что можно оранжерею высаживать, – сострил я. Посвящать девушку в мои секреты нельзя, а гнать ее отсюда взашей, тем самым обижая и порождая всяческие вопросы и подозрения, тоже не лучший выход. Но оторвать Инночку от игры не было никакой возможности, а дорогое время стремительно уходило.
Пришлось пойти на хитрость. Пробурчав: «Ладно, я подожду», направился к креслу и, проходя мимо стола, будто случайно зацепил ногой провод, который соединял электронного монстра с розеткой.
– Владимир Сергеевич, что вы делаете! – в ужасе взвыла моя ассистентка, подскакивая на кресле, словно ужаленная. – Вы же компьютер испортили! Его же нельзя из сети выключать.
– Так я не специально, я споткнулся, – почти искренне оправдывался я. – И что теперь будет?
– Что, что! Полетит у вас оперативка, как пить дать!