Донырнуть до звезд (Сборник)
Шрифт:
Максим даже остановился на трапе, с удивлением взирая на сказочный сверкающий мирок. Он был таким уютным – островок света и тепла посреди бескрайней пустоты, что любой пассажир сейчас должен был бы взвыть от тоски. Какая тут «психотерапия»? Но когда навстречу, придерживаясь за леер, пробежал, даже не глянув на него, предшественник – все стало понятно. Вот чьи рассказы о полугодовом одиночестве через несколько часов примирят путников с оставшимися месяцами заточения.
Максим дошел до шлюза, повернулся и помахал рукой. Корабль пока еще оставался в реальности, но двое техников уже выгрузили
И корабль стал исчезать.
– Вот мы и дома, Кот, – сказал Максим, хотя оборудовать переноску радиоприемником никто не озаботился. – Вот мы и дома.
На какой-то миг ему стало страшно – вдруг шлюз не откроется, вдруг что-то случится и с аварийным входом. Вдруг он останется наедине с холодной бездной, не в силах попасть в маленький теплый мирок?
Но шлюз открылся, люк загерметизировался, компрессор неторопливо наполнил маленькую каморку воздухом – и скафандр на Максиме сдулся, обмяк.
Он был дома. В игрушечном мирке на полпути между Солнцем и звездой Барнарда, созданном в ту романтическую пору, когда люди еще ждали от космоса чудес.
Первый месяц Максим откровенно наслаждался жизнью.
Пятнадцать на сорок метров – это удивительно много. Шесть соток! Что-то символическое было в этой цифре, что-то пришедшее из истории России. Что именно, Максим вспомнить не смог, но решил, что «шесть соток» – научно доказанная площадь, достаточная для счастья одному человеку.
И он был счастлив.
Разбирал бардак, оставшийся от сменщика, – вроде бы аккуратный человек, англичанин, а развел настоящий свинарник!
Готовил – овощи и отчасти фрукты под куполом были свои, остальное Максим брал со склада. Даже привезенный этим рейсом контейнер пока не пришлось распаковывать.
День проходил в возне с приборами – большей частью автоматическими, вынесенными за пределы купола. Некоторые отказали – Максим решил, что через месяц-другой выйдет в скафандре наружу и проверит, что можно сделать с датчиками. Пока же ему хватало купола. Когда ежедневное ТО заканчивалось, Максим читал.
А лучше всего было вечерами, когда Максим давал подтверждение на отключение света – и лампы начинали медленно гаснуть. Он выходил в сад, садился за маленький столик, вокруг которого помидорные джунгли были слегка расчищены, и ждал, пока наступит темнота.
Настоящая темнота.
Только ослепительные звезды всех цветов – медленно плывущие вокруг. Астероид вращался, и Мисс Вселенная поворачивалась к Максиму то одним бочком, то другим, демонстрируя все свои красоты.
Никаких метеоритов. Ничего движущегося – кроме танца звезд.
Максим улыбался звездам и прихлебывал из стакана самогон. Установка стояла в доме, похоже, ее сработал еще первый дежурный по станции, сработал на совесть, из стекла и титана, в изобилии имеющегося на складе запчастей.
Кот по имени Кот обычно приходил после наступления темноты. Весь день он блуждал по саду, охотился за мышами – только теперь Максим догадался, к чему был совет предшественника.
Максим великодушно позволял Коту улечься на коленях, давал понюхать стакан – Кот недовольно морщился, но каждый раз нюхал снова. Это превратилось в ритуал, как и кусочек колбасы, выделяемый Максимом из своей закуски.
– Видишь Солнце? – спрашивал Максим, когда очередной оборот выносил в зенит яркую желтую звездочку.
Кот молчаливо признавал, что видит.
– Этот свет, – говорил Максим, – шел с солнца три года. Представляешь? Целых три года. А точнее – тысячу восемьдесят четыре дня… Что мы делали три года назад, Кот?
Кот начинал вылизываться, намекая, что три года назад был не в состоянии что-либо делать.
– Мы ездили в Крым, – говорил Максим, сверяясь с органайзером. – Вот ведь глупость, и чего нас в Крым понесло, почему хотя бы не в Турцию? Так… и были мы в этот день… нигде не были. Значит – валялись на пляже. И занимались любовью в номере. И пили сладкое вино.
Кот потягивался и задремывал.
– Привет, милая, – говорил Максим. То ли звезде по имени Солнце, то ли женщине по имени Ольга. – Тогда ты ведь еще верила, что мы будем вместе, точно? Всю жизнь вместе…
Кот недовольно мяукал – Максим слишком энергично взмахнул стаканом и облил его.
– Молчи, не насмешничай! – сурово одергивал Максим Кота. – Вам хорошо – март кончился, орать перестали, разошлись. И забыли друг друга…
Кот пристыженно молчал.
– Ладно, не сержусь, – прощал его Максим. – Все равно мне хорошо. Здесь никого нет. Нигде и никого! На три световых года – ни одной живой души, разве что ангел пролетит…
Небо вращалось все быстрее и быстрее. Обычно Максим так и задремывал, ближе к утру перебираясь в кровать, утром ополаскиваясь холодной водой – и становясь на удивление бодрым. Нет, это просто праздник какой-то! Самогонный аппарат, тупые приборы, уныло разглядывающие звездное небо и замеряющие уровни излучений, ледяной вакуум за стеклами купола – плевать, что вакуум не бывает ледяным… да еще и деньги за это платят!
Спиться он почти не боялся. Да, конечно, руководство пришло бы в ужас, обнаружив, как Максим проводит свои дни. В ужас – и изумление, потому что Максим всегда считался надежным и выдержанным человеком. Но он и к этому полугодовому запою подошел основательно: не позволял себе напиться, прежде чем все работы по станции будут завершены, тщательно просчитал, какую часть продуктов может пустить на брагу, проверил и отладил самогонный аппарат, о существовании которого был наслышан еще на Земле.
– Знаешь, чего я хочу, Кот? – спрашивал он Кота. И тот любопытным взглядом отвечал: «Говори, не томи!» – Я хочу поймать волну. Давным-давно ушедшую волну своей любви.
– Мяу, – сомневался Кот.
– Это как в сказке, – поглаживая черную шерстку, отвечал Максим. – Про Снежную Королеву, про мальчика Кая, которому осколки ледяного зеркала попали в глаз и в сердце… Любовь – самое отвратительное зеркало! В сердце у меня осколок сидит до сих пор. А из глаза – выпал. Как лучик света. Отразился – и ушел в небо. Так может быть, я снова его увижу, Кот? Этот лучик? И он снова ударит мне в глаза!