Дополнительный прибывает на второй путь
Шрифт:
– Можно ее назвать дружеской? Или преобладала отчужденность?
Ратц покрутил головой.
– Отчужденности не было.
– Голей выглядел компанейским?
– Наверное, - бухгалтер немного успокоился, - вино, шампанское. Голей поцеловал женщине руку.
Своим тоном он дал понять, что не принимает экстравагантных замашек погибшего.
– ...В Нововиленском, когда провожали счетовода на пенсию. Школьников, председатель райпотребсоюза, поцеловал ей руку. Перед войной
– Казалось, Ратца ничего не интересовало, кроме воспоминаний сорокалетней давности.
– О чем с вами говорил Голей?
– Спросил, бывал ли я в Кировоградской области.
– Вы упоминали Каменец-Подольск?
– Он сказал, что был в Каменец-Подольске...
– Старик не искал выход из лабиринта, Денисову предстояло заниматься этим самому.
– Голей выпил больше, чем другие?
– Я бы сказал: меньше. Голей нервничал. Руки!.. Он все время шевелил пальцами.
– Из-за чего произошла ссора?
– Он хотел отметить отъезд, я отказался!
Налицо была другая интерпретация, не та, которой придерживались его спутники. Помолчав, Ратц спросил:
– Деньги нашлись?
– Денег нет. В том-то и дело, что, кроме вас, их никто не видел...
– Восемь тысяч.
– Не ошиблись?
– Слава богу! Я бухгалтер!..
Денисов вернулся к разговору о купе, где совершилось преступление.
Все было важным и значительным там в поздний час, перед "третьей стражей", как называли его древние, делившие ночь на стражи в предвидении "татинных и убивственных дел".
– Из ваших попутчиков никто раньше не знал друг друга?
– Голей и Вохмянин? Мне неизвестно.
– Где вы сидели за ужином?
Ратц оглянулся, еще ближе подвинулся к двери.
– Женщина и Голей сидели там, у окна, напротив друг друга. Я здесь. На другой полке Вохмянин. Согласно билетам... Потом легли спать. Обычно у меня бессонница, а тут будто провалился! И пробуждение! Этого не объяснить...
– Ратц серьезно посмотрел на Денисова.
– Видели, как падают ящики? Или картонные коробки. Штабеля картонных коробок... Проходит трещина наискосок, и они валятся. Ряд за рядом.
– Давно это с вами? Как вообще себя чувствуете?
– Похудел сильно. Майки, пиджаки - все сваливается!
Был еще вопрос:
– Ваш ножик...
– Тоненький! С красной ручкой!
– Где он?
– Я давал его откупорить бутылки...
– Ратц посмотрел на Денисова, потом на Антона. Маленькое лицо сжалось еще больше.
– Вы нашли его? Ничего не помню...
Крохотной Тоновкой, заставленной платформами с пиломатериалами, закончилась Юго-Восточная дорога. Следующая станция - Умет - принадлежала Приволжской.
В Умете уже ждали, почту принесли в вагон. Радости от нее было мало. Телеграммы были те же, что и в Кирсанове, Москва продублировала их в два адреса на случай непредвиденных обстоятельств: о том, что Вохмянин пробыл в Москве не двое суток, как показал на опросе, а трое; а старший ихтиолог Плавич, чей адрес был в блокноте пострадавшего, никогда не слыхал о человеке по фамилии Голей.
Одну телеграмму Денисов отложил в сторону:
"Осмотром перегона Вельяминово - Привалово правой стороны ходу
Москвы семьдесят третьем километре второго пикетного столба
обнаружен нож заточкой клинка односторонней ручка красная
пластмассовая направлен биологическую экспертизу =
Газимагомедова".
Это был ответ на только что состоявшийся разговор с Ратцем.
– Все?
– спросил Денисов у посыльного.
– Все.
– Посыльный вежливо откланялся: - Удачи в раскрытии тяжкого преступления!
Все было в лучших традициях транспортной милиции.
– Спасибо.
Вместе с Антоном Денисов подошел к тринадцатому вагону. Юную великаншу. Пятых, окружили пассажиры.
– Фокус-покус!
– Мужчина в майке-сетке, в полосатых брюках, с венчиком редеющих медно-красных волос владел общим вниманием.
– Выпью из бутылки, не раскупорив ее!
– Скажите!
– Пятых хохотнула.
– Не раскупорив...
– Пари!
Сабодаш, простая душа, заинтересовался:
– Это как?
– Показать, товарищ капитан? Подай вино!
– крикнул мужчина кому-то в вагон.
– Протокол не составите?
Из тамбура передали две бутылки "Марсалы", одна была раскупорена.
– Следите!
Он перевернул запечатанную бутылку - с наружной стороны в дне имелось едва заметное углубление. Мужчина налил несколько капель из второй бутылки, пригубил.
– Пью?
– Ну, дает магаданец!
– объявила Пятых.
Вокруг засмеялись.
– Магадан - город без фрайеров...
– он оборачивался во все стороны, показывая фокус-покус.
– Условие соблюдено? Пью из неоткупоренной!
Двое его друзей - пожилой, со шрамом, и второй, в тельняшке, с металлической пластинкой на руке, - наблюдали за ним из тамбура.
– Игра слов...
– Антон махнул рукой.
Колодки тормозов неожиданно скрипнули.
– Тро-га-ем-ся!
– пропела Пятых.
– Садитесь!
Денисов и Сабодаш прошли в служебку. Здесь было прохладнее, окно завешено мокрым одеялом. Рядом с распределительным щитом висел отрывной календарь. Денисов заглянул в него:
"Двадцать шестое августа