Допустимая погрешность
Шрифт:
– Не знаю. Стыд относится к категории нравственных ценностей. А с этим богатством у Бориса Алексеевича есть определенные трудности. Нравственные ценности нельзя конвертировать в другую валюту. Они нарабатываются годами – чувство собственного достоинства, порядочность, честь. Боюсь, что это забытые слова для бизнесменов его уровня.
– Мне от этого не легче, – горько сказала она.
– Понимаю. Если я сейчас скажу гадость, вы меня извините?
– А вы заранее предупреждаете об этом? – усмехнулась она. – Говорите. Постараюсь не обидеться. Хотя не представляю, какую «гадость» вы мне можете сказать. Вы не из тех, кто способен обидеть женщину. Это же сразу
– И тем не менее я извинился. Вы ведь встречались с Борисом Алексеевичем!
– Да, – спокойно подтвердила она, – я об этом сама вам говорила.
– И потом встречи прекратились, – продолжал Дронго, глядя ей в глаза. – И мне кажется, я догадываюсь, почему.
– А разве он вам не сказал? – презрительно прищурившись, спросила она. – Он считал, что я хотела от него ребенка. А я лишь пыталась дать ему полноту ощущений.
– Очень интересно, – иронически заметил Дронго, – но мне кажется, что истинная причина в другом. В постели вы были слишком разными людьми. Ему нужна была другая женщина. Другого типа. Хотя вы его возбуждали, но часто с вами встречаться он не захотел. Во-первых, пресыщение. Такие люди не встречаются с одной и той же женщиной подолгу. Во-вторых, несоответствие ваших запросов. Я прав?
Когда Юлия нервничала, она чуть прикусывала губу. Он заметил это еще при первой встрече. Вот и сейчас она с силой потушила сигарету и прикусила губу.
– Вам не кажется, что это не совсем прилично – спрашивать о таких вещах? – наконец выдавила из себя Юлия.
– Кажется, – кивнул Дронго, – поэтому я заранее извинился. Но вы не ответили на мой вопрос. Я прав или не прав?
– Возможно, правы, – сказала она, чуть нахмурившись, и, достав третью сигарету, попросила: – Можно мне еще кофе?
– Кофе можно, – кивнул Дронго, – а курить больше не нужно. Это же очень вредно – так много курить.
– Хотите меня перевоспитать? – усмехнулась она, но все-таки вложила сигарету в пачку.
– Нет, не хочу. Просто вы дымите, как паровоз, и у меня весь дом будет пропитан табачным запахом, а я этого не люблю.
Она не смогла удержаться от печальной улыбки:
– Вы не очень любезный хозяин.
– Начнем с того, что вы – непрошеный гость, – парировал Дронго, – и значит, у меня есть все законные основания дать вам понять, как нехорошо тревожить людей, врываясь к ним в дом. Во-вторых, вы пришли ко мне с конкретным делом, о котором вот уже полчаса боитесь заговорить. Я не могу тратить на каждого гостя по часу своего времени.
Он налил ей вторую чашку кофе, а себе чаю.
– Вы правы, – немного взволнованно сказала она. – Мне кажется, что вы можете убедить Бориса Алексеевича изменить свое решение. Свое отношение ко мне. Я думаю, что после смерти Михаила Денисенко он начал подозревать именно меня.
– В чем подозревать?
– В убийстве. И в краже документов, – она все-таки достала третью сигарету, и он не стал возражать, когда она закурила.
– Я могу понять его сомнения, – мрачно продолжала Юлия. – Сам он не мог передать документы Лисичкину, значит, остается шесть человек. Но после смерти Михаила Денисенко все поменялось. Теперь отпадает его жена. Отпадает и Майя Александровна, которая потеряла сознание при известии о смерти Денисенко. Остаются три человека: я, Евгения Алексеевна и ее муж. Сестру свою он хорошо знает и, наверное, все-таки любит. А Молоков – пустое место, он ничего не делает без согласия жены. Значит, единственной подозреваемой оказываюсь я.
Она замолчала и взглянула на Дронго, словно ожидая поддержки с его стороны. Но Дронго молчал.
– Он всегда был со мной обходителен, – призналась Юлия, – а вчера даже не дал машину, чтобы я могла уехать. И я видела, как он на меня смотрит. Видимо, считает, что это я убила Денисенко из-за этой дурацкой ошибки на телевидении.
– Какой ошибки? – спросил Дронго.
Ему не хотелось, чтобы она знала о рассказах Ратушинского.
– Михаил искал психологов для участия в ток-шоу, – объяснила она, – туда пригласили лучших специалистов из МГУ, из академических институтов. Там был и мой руководитель – профессор Лавочкин. Но в условиях задачи, которую мне дали, была ошибка. Мне дали неверный вариант для решения. Я, конечно, сразу засыпалась. Потом Денисенко и его команда долго извинялись. А на следующий день я узнала, что это было сделано специально. Представляете, какая гадость? Нас специально «срезали», чтобы прошли нужные им люди. Это же отвратительно!
– Меня поражает, что вы собираетесь работать в такой деликатной сфере, как психология, а сами доверяете нашему телевидению, – ответил Дронго. – Неужели вы действительно полагаете, что все эти лотереи, рулетки, другие игры нельзя организовать так, чтобы добиться нужного результата и отобрать нужных им игроков. Даже в большом спорте уже практикуются подобные методы. Неужели это вас удивляет?
– Омерзительно, – поморщилась она. – Но Денисенко обязан был меня предупредить. Я ведь его об этом просила. Он мог просто не приглашать меня на игру. Порядочный человек должен был поступить именно так. А он меня подставил. Ненавижу всех этих журналистов. Ради красного словца не пожалеют и отца. Это про них.
– Вы знали Лисичкина?
Она взглянула на Дронго и нахмурилась.
– Вы тоже считаете, что это я украла и продала документы, а потом убила Денисенко, который меня подставил?
– Я так не думаю, – мягко сказал он, – и пока занят поисками виновника трагедии.
– Я не брала документы и не убивала Денисенко. Это просто какой-то бред. И я не знала Лисичкина… Иногда, правда, читала его статьи. Статьи были неплохие, но лично знакомы мы не были.
– И тем не менее вы не любите всех журналистов, – напомнил Дронго.
– Терпеть не могу, – повторила она убежденно.
– Можно еще вопрос из разряда неприятных?
– Давайте, – согласилась Юлия. – Вы уже сказали мне столько неприятного…
– Только начал, – любезно сообщил Дронго. – Скажите, у вас были близкие отношения с Михаилом Денисенко?
– Вы имеете в виду, спала ли я с ним? Нет, не спала. И даже мысли такой не было. Хотя он был умный мужик, а мне умные мужчины нравятся, – с некоторым вызовом произнесла она последнюю фразу.
– А у Майи Александровны были хорошие отношения с погибшим?
– Они не были любовниками, если именно это вы имеете в виду. Конечно, нет. Но Майя Александровна очень дружит с Инной, уже много лет. Я думаю, что она знала семью Денисенко еще до того, как вышла замуж за Бориса Алексеевича. Поэтому на нее так подействовала смерть мужа подруги.
– Ясно. Спасибо за откровенность. Чем я могу вам помочь?
– Убедить Бориса Алексеевича, что не я брала документы и не я убила Михаила Денисенко. Мне кажется, что вам это сделать легче, ведь вы были там, когда произошло убийство. И учтите, у вас не так много времени. День-два. Потом меня выгонят. Да и вас могут уволить, без выходного пособия. Ратушинский просто решит, что ему не нужен такой эксперт, и откажется вам платить. А меня он уволит. Перевод в другой отдел – это только первая ступень к увольнению.