Дорога без начала и конца
Шрифт:
Майли медленно кивнула, протяжно глядя на Герду, как будто пытаясь ее разгадать. Финист молча перебирал в голове варианты. После вчерашнего он чувствовал себя так неловко, что не представлял, как сможет дольше находиться в присутствии обеих девушек. Уж очень не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о его интрижке с Майли, тем более Герда. Она наверняка подумает, что он хотел ей отомстить. И будет не далека от истины. Ну почему все так сложно?
— Финист? — растолкала его не вытерпевшая Дугава
— Ладно-ладно, давайте проводим Майли до ее замка. Все-таки мы ее спасли и несем за нее ответственность.
Майли оторвала
Кот действительно ушел. Герда даже начала скучать по его вечному ворчанию. С ним всегда было так уютно, можно поделиться любой проблемой — он умел слушать и поддерживать в тяжелые минуты. Почему она раньше это не ценила?
К замку вела широкая прямая дорога, вдоль которой, по словам Майли, должно было встречаться много маленьких живописных деревушек, да только все чаще попадались пепелища, пустые дворы и невозделанные поля. Люди спешно покидали плодородную Будескайскую долину, о которой Герда читала еще дома в Дрисвятах. Как будто и духи природы оставили эти места: все заросло колючим чертополохом и крапивой. Даже на лугах и полях полезные растения отмирали. Нет, они не готовились к долгой зимней спячке, а действительно погибали, гнили или иссыхали. Буйствовал лишь тысячелистник, заполонивший все белым ковром с вкраплением цветов гвоздики травянки, похожих на капли крови, и источающей сильный дурманный запах полыни, как будто была середина жаркого лета, а не конец костричника — среднего месяца осени.
Два дня парило так, что путники и их лошади обливались потом, дышали тяжело и с трудом сопротивлялись волнами накатывавшей дреме. К вечеру начался противный мелкий дождь, предвещавший конец ведьминого лета и скорое наступление холодов. Дождь не прекращался и весь следующий день, который путники провели под крышей заброшенного дома с прогнившим насквозь полом и потрескавшимся очагом. Туда же завели лошадей, боясь оставлять их на растерзание хищникам.
Ждан с Дугавой настояли, чтобы Финист запалил печку, потому что они продрогли, озябли и боялись подхватить простуду. Идея оказалась не слишком удачной — стоило развести небольшой огонь, как дом заполонил удушливый дым. Пришлось отворить настежь двери и окна, чтобы он выветрился. От этого стало еще холодней. Герда нашла на чердаке старые, побитые молью одеяла. Укрывшись ими, путники тесно прижимались друг к другу, тщетно пытаясь согреться.
На улице громко завывал беснующийся ветер, стучали незапертые ставни, с прохудившегося потолка падали крупные пронзительно-холодные капли. Где-то вдалеке послышалось зловещее рычание, перерастающее в хохот.
— Может, ветер? — с надеждой спросила Дугава. В ответ снова раздался вой, только на ветер совсем не похожий, да еще так близко. И шаги. Кто-то ходил по двору. Теперь они явственно это слышали.
— Только не это снова, — зашептал Ждан.
— Надо молиться, — вдруг предложила Майли. Все удивленно уставились на нее. — В монастыре нас учили, что в момент наивысшей опасности, когда кажется, что выхода нет, надо молиться Единому и верить. Он обязательно поможет!
Все вопросительно посмотрели на Финиста. Тот болезненно скривился:
— Глупости! Помочь нам можем только мы сами.
— Но как же…
Финист отвернулся и замолчал. Шаги приближались. Вой превратился в хохот и становился все громче и злее.
— Милостивый наш Единый
Герда, до этого отрешенно теребившая свою брошь, сжалилась над ней и, взяв Майли за руку, принялась повторять молитву, хотя мысленно обращалась не к безликому богу единоверцев, а к тому, кто действительно спас ее когда-то. К Охотнику. Дугава поддержала ее — пихнула локтем Ждана. И вот они уже вчетвером, взявшись за руки, хором произносили слова молитвы, стремясь перекричать зловещий хохот. Только Финист сидел в мрачном молчании. Майли попыталась взять его за руку, но он резко выдернул ее, встал и вышел на улицу, не в силах больше сдерживаться и сидеть тихо.
— Финист, стой! — Майли попыталась догнать его, но Герда не пустила ее. — Его же убьют!
— Верь в него, как ты веришь в Единого, — Герда села обратно и, снова взяв Ждана за руку, продолжила молиться.
За дверью послышались гулкие удары вперемешку с диким визгом и рыком. Майли приложила руку ко рту и задрожала. Глотая безудержные слезы, она закуталась в одеяло вместе с остальными. Звуки не утихали. Время словно застыло и тянулось болезненно долго, превращая каждое мгновение в муку. Показалось, что прошел час, а может, и два, прежде чем дверь распахнулась и на пороге появился перепачканный в грязи и крови Финист. Его рубаха оказалась подрана. На голой спине виднелись глубокие царапины. Товарищи дружно бросились ему на встречу.
«Варги ушли?» «Все в порядке?» «Ты ранен?» — как из ушат полились на него вопросы.
— Все нормально, — коротко ответил Финист и грузно опустился на пол.
— Но ты ранен! — запротестовала Майли.
— Отстаньте от меня.
— Прекрати! У тебя глубокие царапины, они могут воспалиться, — на этот раз упрекать его стала Герда. — Ждан, Дугава, вскипятите воды, благо ее здесь хоть залейся. Майли, вас в монастыре должны были учить обрабатывать раны. Ты знаешь, что делать?
Она кивнула.
— Откуда ты все знаешь? — удивился Ждан.
— Тебе точно стоит читать больше книжек, — ответила Герда и направилась на улицу.
— Стой! Там ведь опасно! — встревожилась Дугава.
Герда вышла на порог и осмотрелась. Буря стихла. Дождь накрапывал лишь самую малость. В лужах вода щедро перемешалась с кровью. Двор устилали изрубленные трупы пяти здоровенных варгов.
— Здесь никого нет. Варги больше не вернутся, — Герда почему-то была в этом уверена, как и в том, что завтра будет сухо. — Я поищу одну траву — она хорошо раны лечит.
— Но ты ведь можешь заблудиться, — неожиданно переполошился Финист, хотя до этого старательно Герду избегал.
— Не заблужусь. Мой отец был лесником, забыл?
Финист потупил взгляд. Не дождавшись ответа, Герда пошла к видневшемуся вдали нераспаханному полю.
Искать пришлось долго. Лечебная трава, которую в народе назвали бельбельником, напоминала подорожник, но встречалась намного реже. Росла она в основном в сырых низинах у болот. В Дикой пуще Герда не раз видела ее на краю вересковых топей и ужиной трясины, но здесь она ничего не знала. Не удавалось даже найти болото, не то, что траву. Приходилось надеяться лишь на чутье.