Дорога через горы

Покальчук Юрий Владимирович

Мы следили за бандой, а она за нами.

Нужно было их перехитрить, усыпить подозрения. Так прошло больше десяти дней, я на эту рыбу уж и смотреть не мог, а что говорить о тех, кто помоложе.

Были у нас на шхунах еще и лодочки, по нескольку на каждой, на них мы отвозили, как это делают рыбаки, рыбу в селение, и привозили запасы воды и какую-нибудь нерыбную снедь — бобы, рис, даже хлеб иногда.

Маркон, как всегда, держал свои тайны при себе и раскрывал все в последнее мгновение.

Так вот, позвал он как-то меня в каюту

и закрыл дверь.

— Хорхе! — сказал он, — ты знаешь мои принципы, так что не обижайся. Там, в банде, трое наших ребят. Помнишь, однажды я внезапно выстрелил в широконосую обезьяну, а затем пустил зеленую ракету? Тебе я сказал, да и все ведь слышали, что стрелял, чтоб на эту стрельбу и ракету бандиты обратили внимание и меньше прислушивались к звукам поближе, потому что там наши разведчики лазили возле них. Чепуха, не так ли? Я давал нашим ребятам в банде сигнал, что мы здесь. А сегодня они просигналили — наблюдение за нами прекратилось, можно наступать. Они будут ждать. То есть пойдут на часовых со своей стороны. Понятно?

Я люблю Маркона и пойду за ним в огонь и воду. И хотя он и старше меня лет на десять, могу гордиться, что это мой друг, командир и боевой товарищ.

Но недоверия простить не могу. И обиделся на него, как мальчишка. Молча насупился, ничего не сказал, но, наверное, покраснел, и Маркон обнял меня за плечи:

— Хорхе, я доверяю тебе, как себе, просто суеверный я; и потому, знаешь, я же не за себя, а за них, за наших ребят боюсь. Среди врагов заброшены наши, а вдруг и здесь кто-то ихний? Да, все проверены, да, по нескольку раз, и все-таки! Тебе ли объяснять, что такое разведка?

Я знал, я хорошо знал это, потому что в партизанские годы вместе с Марконом, когда мне было столько лет, как Ихито, я входил в состав специальной группы, действиями которой лично руководил команданте Томас Борхе.

Именно мы и выполняли самые сложные и секретные задания. Да, уже четыре года прошло после победы революции. А сейчас... '

— А сейчас послушай, что я тебе скажу. Если что со мной случится — договор, как всегда, — командуешь ты, это все знают, так вот...

Около полуночи мы спустили на воду маленькие лодки и взяли курс на берег. Вдруг на одной нашей шхуне вспыхнули два ярких фонаря и на другой тоже. Я встревоженно глянул на Маркона.

— Мы должны добраться туда к четырем утра. Это сигнал для наших там, понятно?

Меня охватило знакомое чувство тревожного напряжения, с которым всегда приходит пронзительная четкость мысли и движений. Операция уже началась. Мы подошли на лодках почти вплотную к перешейку, который отделял полуостров от суши, но высадились на берег немного дальше, на песчаной косе.

С нами шел местный проводник, высокий сутуловатый негр, с огромной шапкой тяжелых вьющихся волос и хмурым, озабоченным выражением лица. Он молчал, и молчали все мы, разговаривали только жестами.

Тепло было, в нашей стране всегда тепло, и все же, когда мы разделись все догола, нам показалось,

что мерзнем, одежду всю сложили там, на берегу, и со стороны выглядели, наверное, довольно глупо — голые вооруженные мужчины ночью выстроились в линию вдоль берега моря.

Маркон обошел всех, осмотрел оружие, снял с кого-то лишний нож, а затем молча пошел следом за проводником, и мы все за ним друг за другом. Словно привидения среди ночи, блеснули наши голые тела и исчезли в лесной чаще.

Обо всем было договорено раньше, нам Маркон растолковал свой план, но все равно мы чувствовали себя поначалу дико, может с полчаса, пока не началось болото.

Хорошо негру, подумал я в шутку, когда мимо нас проскользнуло темное тело проводника, его-то, голого, уже вовсе не видно ночью. Но вскоре и мы, вымазавшись в грязи, растворились в ночи. И вот где-то там, на половине пути, мелькнула у меня мысль, насколько неудачной была промелькнувшая в мозгу шутка и насколько прав был Маркон, заставив нас раздеться догола.

— Во-первых, — говорил он, — если поймают голого, то ври, что вздумается, ничего не докажут, хотя это в данном случае никого бы не спасло, пожалуй. А главное в том, что нам придется идти ночью сквозь трясину. Кто бывал в болотах, знает, а кто не был — узнает, что это такое. Два условия абсолютны. Первое — что бы ни случилось, ни звука из вашей глотки вырваться не должно, ну, разумеется, пока не начнется бой и так далее. Ясно? Ни единого звука. Потому что крик или восклицание из уст одного означает смерть для всех нас. Следовательно, полная тишина — самая первая гарантия нашего успеха. Тишина! Ясно?

Нам было ясно.

— Второе. Идти только след в след за товарищем впереди, не отставать, не делать ни шага в сторону, потому что рядом может быть яма — и все. Это не вода, это болото, тут канул — и поминай как звали. Ясно?

Нам и это было ясно.

— Третье. Всем раздеться догола. Почему? Не для того, чтобы пугать врага! Не смейтесь, это не шутка, товарищи, а потому, что каждый клочок одежды, намокая в грязи, весит в несколько раз больше. Будет мешать передвижению, да и между одеждой и телом грязь будет набиваться. Едва мы залезем в грязищу, а придется идти и по пояс в болоте, мешать будет решительно все. Времени же чиститься, мягко выражаясь, не будет. Если бы можно было еще кое-что оставить, отстегнув от себя, тоже не помешало бы, ну да что поделаешь! Обсуждению приказ не подлежит. Ясно?

Ясно.

По правде говоря, тогда еще не совсем, а вот когда, идя третьим вслед за Марконом, я впервые скользнул в грязь, сразу обволокшую меня липким теплом, и когда это повторилось раз двадцать, я перестал напряженно ждать появления следующей ямы, почти механически отмечая, когда внезапно передо мной проваливалась едва не по грудь фигура Маркона. Передернуло меня лишь, как порхнула где-то над кустами испуганная птица, кажется, попугай, что-то сердито прокричав резким гортанным голосом.