Дорога доблести
Шрифт:
Я пытался развеселить её, но Стар не поддавалась. Она ответила совершенно серьезно.
— Оскар, если я уйду в отставку, я должна сначала подготовить преемника. Правда, никто мне приказывать не может, но подготовить замену мой долг.
— И сколько времени это займет?
— Недолго. Лет тридцать.
— Тридцать лет?!
— Думаю, что можно уложиться и в двадцать пять.
— Стар, ты знаешь сколько мне лет? — вздохнул я.
— Да, ещё нет и двадцати пяти. Но ты же не состаришься!
— Но сейчас мне двадцать пять. Это то время, которое мне дано. Ещё двадцать пять лет жизни комнатной собачки, и я перестану быть героем и вообще перестану быть чем-либо. Я сойду со своего жалкого умишка.
Она подумала.
— Да, это правда. — Стар отвернулась и сделала вид, что спит.
Позже я почувствовал, что плечи её содрогаются, и понял, что она плачет.
— Стар?
Она не повернула головы. Был слышен лишь её задыхающийся голос:
— О, мой любимый, мой любимый! Если бы я была помоложе хоть на сотню лет!
20
Я все ещё пропускал сквозь пальцы мои драгоценные и бесполезные камешки, потом тихонько отодвинул их… Если бы я был хоть на сотню лет старше!
И все же Стар права. Она не может покинуть свой пост, не дождавшись смены. Смены достойной в её понимании, а не в моем или чьем-либо ещё. А я больше не могу оставаться в этой обитой шелками тюрьме, разве что разобью себе голову о её решетки.
И оба мы жаждем быть вместе.
А самое страшное заключалось в том, что я знал — точно так же, как и она, — что каждый из нас забудет. Во всяком случае — многое. Настолько многое, что будут и другие туфли, и другие мужчины, и она снова будет смеяться.
И то же самое произойдет и со мной, и Стар предвидит это, и серьезно, мягко, с точно выверенным учетом моих чувств, дает мне понять, что я не должен страдать от комплекса вины, если начну волочиться за какой-нибудь другой девчонкой в некой чужой стране, где-то там — далеко, далеко.
Но тогда почему же я ощущаю себя таким подонком?
Как я вляпался в эту ловушку, где нельзя повернуться без того, чтобы не оказаться перед выбором — ранить свою возлюбленную или начисто спятить с ума самому?
Где-то я читал о человеке, который был принужден постоянно жить высоко в горах из-за астмы — убийственной, удушающей астмы, а его жена была прикована к побережью, так как плохое сердце не позволяло ей жить на больших высотах. Иногда они видели друг друга в подзорную трубу.
Утром разговор об отставке Стар не возобновился. Несформулированное quid-pro-quo<Одно вместо другого, недоразумение (лат.)> было таково: если она планирует уйти, то я буду болтаться поблизости (тридцать лет!) в ожидании этой минуты. Но видимо, Её Мудрость понимала, что для меня это не годится, и молчала. Мы чудесно позавтракали, но каждый думал о своем, тая мысли от другого.
И о детях тоже не говорили. О, я, конечно, мог отыскать ту клинику и сделать что положено. Чтобы Стар, если захочет смешать свою элитную линию с моей плебейской кровью, могла бы сделать это хоть завтра, хоть через сотню лет. А не захотела бы — так просто улыбнулась бы и выкинула все вместе с прочим мусором.
Из моей семьи никто не поднимался даже до звания мэра нашего городишка, а рабочую лошадь не тренируют для участия в Ирландском тотализаторе. Если бы Стар решилась иметь ребёнка и соединила бы наши гены, это была бы чистейшая сентиментальность, вроде ожившей открытки в Валентинов день<День Св. Валентина, когда влюбленные обмениваются подарками и шуточными посланиями.>, она просто завела бы себе карликового пуделя, чтобы играть с ним, пока не придет время выпустить его на свободу. Это была бы сентиментальность, столь же слюнявая, хоть и не такая мрачная, как у её тетушки с её мужьями-покойниками, ибо Империи не было ни малейшей надобности в моих генах.
Я посмотрел на свою шпагу, висевшую на стене. Я не притрагивался к ней с тех пор, как вернулся с той вечеринки, с той давно ушедшей в прошлое вечеринки, когда Стар захотела одеться в костюм для Дороги Доблести. Я снял шпагу со стены, пристегнул её к поясу, обнажил клинок и вдруг ощутил приток жизненной силы, а перед глазами возникло видение уходящей вдаль дороги и замка на холме.
Есть ли долг у рыцаря перед дамой, если все обеты исполнены?
Прекрати вилять, Гордон! Есть ли долг у мужа перед его женой?
Это ведь та самая шпага… «Скачи же, Принцесса, прыгай же, вор, Моя жена ты навек с этих пор»… в богатстве и в бедности, в беде и в благополучии, чтобы любить и лелеять, пока не разлучит нас смерть. Именно это имел я в виду, когда произносил тот стишок, и Стар это знала, и я это знал, точно так же, как знал в эту самую минуту.
Когда мы обручились, было похоже, что смерть разлучит нас в тот же день, но это обстоятельство никак не повлияло на крепость наших обетов и на ту веру, которую я вкладывал в них. Я прыгал через шпагу не для того, чтобы поваляться с девчонкой на траве, прежде чем погибнуть. Это я мог получить и даром. Нет, я хотел любить и лелеять её до тех пор, пока нас не разлучит смерть.
Стар выполнила свой обет до последнего слова. Так почему же у меня так и чешутся пятки?
Поскреби героя и получишь бродягу.
А отставной герой — ничуть не лучше тех лишенных престола королей, которыми кишит вся Европа.
Изо всех сил хлопнув дверью нашей «квартиры», со шпагой на поясе, не обращая внимания на удивленные взгляды, я телепортировался к врачам, узнал от них, куда мне нужно обратиться, перелетел туда, сделал все, что нужно, сказал Главному Биохимику, что именно ему следует передать Её Мудрости, и чуть не оторвал ему башку, когда он стал задавать лишние вопросы.
Отсюда опять к ближайшей телепортационной кабинке… И тут я заколебался: мне нужна была компания, подобно тому, как алкоголику, вступающему в общество трезвости, нужна чья-нибудь дружеская рука. Но друзей у меня не было — так, сотни знакомых. Консорту Императрицы друзьями обзаводиться трудновато.
Значит — Руфо! Однако за все месяцы, что я прожил на Центре, я никогда не был у Руфо дома. Центр не практикует варварского обычая «забегать на огонек», и я встречался с Руфо только в Резиденции или на вечерах. Домой он меня никогда не приглашал. Нет, нет, никакого охлаждения в наших отношениях не было, мы виделись часто, но всегда он приходил к нам.