Дорога домой
Шрифт:
Цех, именно под таким именем в сводках проходила эта планета, названная за сотни беспрестанно работающих на ней судостроительных верфей, медленно пропадала из вида.
Окружившее планету защитное поле медленно теряло прозрачность. Защитная оболочка участками по несколько тысяч километров становилась матовой, постепенно скрывая от десятков тысяч электронных глаз поверхность планеты. В течение получаса из видимости пропали вода и суша, горы и жилые башни, верфи и целые поля выстроенной в ровные ряды готовой продукции. Вместо красавицы планеты аппаратура республиканских флотов продолжила
Пожертвовав зондом, убедившись, что функции барьера остались без изменений, командующий связался с адмиралом.
Звуковой сигнал, предшествующий открытию двери в камеру, прозвучал печальной трелью.
— Достали, — выругался Алексей.
Руководствуясь правилами изолятора, поднялся с узкой выдвижной койки и прикоснулся лбом к противоположной двери стене. Щелчок магнитного замка и шелест отскочившей в сторону двери в стерильной тишине изолятора казались событием. В камеру вошли. Подождав несколько секунд и не дождавшись команды надзирателя, Алексей плюнул на инструкции и повернулся.
Заглянув в глаза застывшему на пороге Алексу, сразу понял, какие именно произошедшие с ним перемены ускользнули в зале суда. Таких видел, таких звал «человек войны».
Позже, когда начал интересоваться, узнал, что происходит это от собственных мыслей. Чем дольше человек думает об одном и том же, тем быстрее в голове идёт построение нейронных цепей, которые, укрепляясь, превращают объект постоянных дум в смысл существования. Также узнал, что происходит это далеко не со всеми. Алекс попал в число тех редких людей, кого война полностью перековала и сделала верным своим пособником. Каста воинов, в которую помимо воли попадали совершенно разные как по возрасту, так и по социуму люди. В число их входили как фанаты военного дела, так и те, из кого кровопролитие выбило большинство от человека, дав взамен взгляды и рефлексы, необходимые для нынешней обстановки. В лихие годины таких ценят и отмечают, но нет людей, которым было бы сложнее сосуществовать с обычной мирной жизнью.
Об этом знал не понаслышке. Подобное состояние когда-то было частью собственной жизни. Алексей помнил, как погружался в исключающую всё постороннее боевую рутину. Узко ограниченная поставленными задачами жизнь без сострадания, чувств, эмоций начинала нравиться, но на глаза попалась книга.
Подобранная в разгромленном чеченском селении, с оторванным переплётом и жжёнными по углам страницами, книга эта за несколько вечеров смогла вытянуть Алексея из трясины равнодушия в тяжёлую, но всё-таки человеческую реальность.
Смешные, детские обиды, засевшие в сердце, растаяли вместе с понятием о трансформации Алекса, человека в Алекса-воина. Алексей умел мыслить его категориями и знал, что в голове бывшего товарища засела только победа. Там нет сомнений ни в словах, ни в действиях, там не осталось места чувствам, там есть лишь цель, для достижения которой идут все средства.
— Ну что застыл, проходи.
С этими словами Алексей сел на скрипнувшую койку, указал на другой край Алексу.
— Хочу вопрос тебе задать, — не двинувшись с места, заговорил Алекс, — ответишь?
— Попробуй, посмотрим.
— Мы провели с тобой немало времени; происходящие с тобой странности меня не коснулись, по крайней мере так утверждают результаты сканирования моего мозга. Вопрос такой, не замечал ли ты каких-либо странностей, происходящих вокруг меня?
— Сомнения мучают?
— Нет, боюсь, эта гадость может оказаться заразной.
— Вот тебя бы с радостью заразил, — усмехнулся Алексей, — но увы, видно, ты к этой болезни непричастен.
— Спасибо и на этом, — ответил Алекс.
Молчание затянулось. Вспомнив прошлое, когда их редкие встречи сопровождали длительные беседы, и сравнив их с нынешней, Алексей грустно усмехнулся.
— Это всё, что ты хотел? — спросил он.
— А ты ждал, что я перед тобой оправдываться буду?
— Оправдываться? Ты? — изобразил удивление Алексей. — Не-е-ет, — качнул он головой. — Слова хоть такие вспомнил и на том спасибо. Я до твоего прихода сон хороший видел. Вали давай, досмотреть попытаюсь.
Дорога к месту отбытия заняла почти неделю. Два межпространственных перехода, сутки на маршевой тяге, борт армейского бота, инструктаж, экскурс по комплексу для содержания провинившихся военных и наконец ворота блока, в котором Алексею отмерили дождаться окончания войны.
— Пошёл, — скомандовал охранник, когда створка ворот лениво сдвинулась в сторону.
Оказавшись в центре пустого тамбура с двумя ведущими в блок плотно закрытыми дверьми, Алексей остановился.
— Осужденный майор Алексей Вольнов, — глядя на расположенный под потолком объектив камеры, лениво молвил конвоир, — присвоенный номер семьсот четыре, блок номер два. Дверь открыть. Заходим, — подтолкнул он Алексея, когда одна из дверей, щёлкнув запорами, медленно распахнулась.
Одноэтажный блок встретил многоголосым гулом. Переступив порог, Алексей оказался на краю длинного широкого коридора, делящего пространство пополам. Увидев расположенные по обеим сторонам коридора жилые помещения, Алексей немного расслабился. Вместо одиночных камер, кои он почему-то ожидал увидеть, пространство блока делили стандартные армейские кубрики, рассчитанные каждый на восемь человек и вовсе не имеющие ни дверей, ни запоров. Отсекающие пространство кубриков от коридора перегородки, больше напоминающие мелкозернистые решётки, позволяли видеть, что происходит в каждом отдельно взятом помещении.
Судя по времени, заключённые вот-вот пообедали и теперь маялись от безделья.
Шагая мимо кубриков, Алексей с интересом наблюдал за бытом бывших военных, в ряды которых предстояло влиться. Кто-то спал на стоявших вдоль стен двухъярусных койках, кто-то, сидя за установленным в каждом кубрике столом, занимался своими делами. Попавшиеся навстречу заключённые, одетые в полевую пехотную без знаков различия форму и лёгкие тапки, мерили новичка заинтересованными взглядами. В основной своей массе, молодые заключённые, без оглядки на вмонтированные в потолок системы наблюдения, оживлённо общались и свободно передвигались из кубрика в кубрик.