Дорога домой
Шрифт:
– Потрясающе… – До чего же она была красивой! Каштановые волосы – мягкие и блестящие – свободно падали ей на плечи. Нежная кожа отливала персиковым цветом, как и шелковый наряд, который создавал такой чувственный ореол вокруг нее. Пеньюар был просторным, шелк струился, ниспадая свободными о складками. Ночная рубашка, или это было платье? – которая выглядывала снизу, было с вырезом, который открывал ложбинку меж грудей. – Это произведение Серены?
Элизабет кивнула и, принимая из его перевязанную коробку с едой, прошла в комнату.
– Одна из моделей периода ее увлечения средневековьем. Серена говорит, всякая женщина испытывает иногда потребность пустить в ход свои чары. Тебе нравится?
–
Она недоумевающе посмотрела на него:
– Что это такое?
– В том округе, где жил Гунер, существовал особый женский орден. Женщины, входившие в него, были настоящими жрицами любви. Каждая мысль, каждое мановение руки, – все преследовало одну цель: получение чувственного наслаждения. Этих женщин у нас называют сибриянками.
Элизабет шутливо сморщила нос:
– Какую скучную и однообразную жизнь они ведут!
Джон усмехнулся:
– У меня не создалось впечатления, что они томились от скуки. И их партнеры тоже.
– А ты когда-нибудь… – Она замолчала. Нет, не нужно ей ничего знать об этом. Она и без того слишком скованная и неуклюжая. Еще не хватало начать сравнивать себя с этими сексуалками. Отвернувшись, Элизабет прошла к круглому столику, что стоял у окна. – Ты так долго отсутствовал. Я даже начала беспокоиться.
– Надо было сделать несколько телефонных звонков. Кое-что показалось мне подозрительным, и я решил на всякий случай проверить, так ли это. – Притворив дверь, он повернул ключ. – А потом решил купить бутылку вина. Урожай винограда в тот год, правда, был не самым лучшим. Но мне хотелось, чтобы ты получила хотя бы отдаленное представление о хорошем вине. – Джон и сам с трудом понимал, о чем он говорит. Шелк переливался при каждом движении Элизабет, то скрывая, то подчеркивая очертания ее тела. Ее босые ступни выглядывали из-под платья. Каким-то образом они волновали Джона, будили мощное желание так же, как и ложбинка меж грудей, что виднелась в вырезе халата.
Не отрывая от Элизабет взгляда, Джон вынул из пакета вино и два стакана.
– Продавец уверял меня, что «Деревня Напа» – лучшее вино в мире.
Окинув взглядом бумажные тарелки с едой, которые выкладывал Джон, Элизабет спросила:
– И кому ты звонил?
– Только Гунеру, – улыбнулся Джон, заметив удивление, промелькнувшее в ее глазах. – Мне удалось связаться с ним через одного нашего человека. Я подумал, что у тебя будет спокойнее на душе, если ты будешь знать, что я говорил с Гунером. Эндрю чувствует себя отлично. Хорошо ест, спокойно спит и, по словам Гунера, с удовольствием слушает Эйнштейна.
– Слава Богу! – Элизабет откинулась на спинку кресла. Она даже не осознавала, насколько сильным было внутреннее напряжение, которое не отпускало ее до последнего мгновения. – И где они сейчас?
– В небольшой гостинице неподалеку от Рочестера. Мы встретимся там с ними завтра после полудня.
– Чудесно, – улыбка осветила лицо Элизабет. Она словно светилась изнутри. Джон любовался ею, он был словно парализован ее какой-то неземной женственностью.
– Да. – Джон кашлянул, прочищая горло и отводя глаза в сторону. Потом снял замшевое пальто Дэна и сел напротив Элизабет за столик. Когда он принялся открывать вино, руки его дрожали. Джон постоянно ощущал на себе взгляд Элизабет. – Я же тебе сказал, что с ними все в порядке.
– А как Гунеру удалось уйти от преследователей? Что произошло с сотрудниками Бардо?
– Они на полпути в Сан-Диего.
Элизабет недоверчиво посмотрела на него.
– Что им там понадобилось?
Не глядя на нее, Джон разлил в стаканы белое вино:
– Гунер сказал им, что это приказ
– Гунер сказал им? И они сразу поверили? – Она замолчала. – Гипноз?
Джон кивнул.
– В сочетании с телепатической передачей мыслей на расстоянии.
– Контроль над сознанием. Это невозможно! – прошептала она. – Ты и в самом деле можешь заставить делать другого что-то против его воли? Ты можешь кого-нибудь заставить делать то, что хочешь?
– Почти любого. У Гунера очень высокий показатель – восемьдесят пять процентов. У меня еще выше. – Джон, не мигая, смотрел на нее. – Но мы прибегаем к этому способу только в самых крайних случаях. Вторгаться в сознание другого человека, если он не выразил на то согласия, категорически воспрещается. Вплоть до смертной казни. Существует очень небольшой круг людей, которым дается право прибегать к этому методу.
– И ты один из них, – пробормотала она потрясенно. – Гунер говорил мне, что я даже не представляю, какой властью ты наделен. – Она вздрогнула. – Мне не нравится мысль о том, что кто-то может заставить меня сделать что-то против воли. Даже если это будешь ты.
– Я боялся, что когда-нибудь ты произнесешь эти слова. – Джон сжал в руках стакан с вином. – Не стану отрицать, что обладаю большими способностями, но я бы никогда не воспользовался этой властью без твоего согласия. Не знаю, как мне убедить тебя в том, что нарушить запрет – значит, совершить серьезнейшее преступление. – Джон смотрел на блики, которые играли в вине. – Вначале, когда в нас вдруг открылась эта способность, мы наслаждались и забавлялись ею, как чудесной игрой. Мы испытывали свои возможности и так, и эдак в полной уверенности, что теперь сумеем дать ответы на все вопросы. Ты сама прекрасно понимаешь, Бет, какие возможности это давало. Какой шаг вперед могла бы сделать медицина, и в частности, психиатрия. Но вскоре мы обнаружили, что существует другая – отвратительная – сторона медали, о которой мы вначале и не подозревали. Бесконтрольное использование этой власти может привести к уничтожению человечества. Сейчас контроль установлен, есть запрет, но мы ни на секунду не забываем о том времени, когда всего этого еще не существовало. Вот почему нам необходимо отыскать место, где бы мы имели возможность спокойно и беспрепятственно изучать и развивать свои способности, а также искать рамки, в которых их можно удерживать. – Он поднял глаза и посмотрел на нее. – Как ты думаешь, почему я не счел возможным убрать Бардо со сцены? Это не составляло никакого труда, но мне пришлось бы преступить черту. А я не имею права пользоваться крайними мерами до тех пор, пока не исчерпаю остальных.
– А Гунеру ты дал разрешение?
– Только для того, чтобы уберечь Эндрю. Не только потому, что он твой ребенок. Но и потому, что он – наша надежда на завтрашний день. – Джон выпрямился, голос его дрожал от напряжения. – Кланад испытывает острое чувство отдаленности. Мы не хотим жить в одиночестве, как это происходит сейчас. Пройдет много времени, прежде чем мы сможем стать полезными и найдем свое место в мире. Пока нас окружает море недоверия и сомнений. Нужно время, чтобы мы смогли доказать, какую пользу можем принести. Необходимо перекинуть мост от нас к людям через это море сомнений. Вспомни, какое ощущение у тебя вызывает старый мост через реку? Ты воспринимаешь его как последний шаг на пути к дому. Вот так мы воспринимаем и твоего сына. Он – мост между прошлым и будущим. Теми, кем мы были, и теми, кем мы станем. Между пустынной дорогой и теплом дома.