Дорога из жёлтого кирпича
Шрифт:
Вулкан забурлил:
Как тебе моя девчушка? – спросил, явно не собираясь допустить, чтобы Тмин уклонился от разговора. Тмин мысленно поморщился: и от фамильярного обращения, и подозрительного словечка, и от непрошенной беседы. В его-то сосредоточенном настроении. Но из вежливости уточнил:
Какая девчушка?
Эта. Мы путешествуем вместе, – и показал на белую юбочку.
Вывод, который нужно было сделать, был неявен. Молодой отец? Тмин еще раз бросил взгляд на Гору. Черты лица были явно намечены ваятелем невпопад: не все на своих местах и нужной формы. Или это вечерние тени ненароком разбросали
С ней хорошо, – сказал Угнетатель с упором, – может быть даже очень хорошо. Не хочешь попробовать?
Тмин почувствовал, что рубашка прилипла к спине, а жопа – к скамейке. Сглотнул. Что-то мигом зачесало и без того напряженный задок мозга, а на переднюю его часть стал опускаться туман.
Что значит попробовать? – спросил тихо, несмотря на то, что хотелось взвизгнуть. Из своего тумана попробовал присмотреться к ребенку.
Она была светло-рыжей («ранний каштан», отметил про себя Тмин, которому в пору было уже относить себя к каштану зрелому, и уже хотя бы поэтому нечего было пялиться на детей). Пышный золотой костерок подпрыгивал на тонких белых спицах. Ему едва не стало гадко, но тут он сообразил, что её короткая юбка его не прельщает, и вздохнул с безмерным облегчением.
Но придется платить, – настаивал на своём. Подосланный мент по борьбе с педофилией? Вот прям так – посреди двора?.. Наглый pimp с соседнего района? Просто ебобо?
Тмин с достоинством встал: «Мне не интересно». Отряхнул футболку, собрался прочь.
А в Бордо тебе попасть интересно? – невпопад ответила мастифья голова, рассеянно глядя в сторону. Мастиф де Сад. Гора де Говёх. Кусок Сатана.
Тмин осел. Этого он уже пропустить не мог: этот чёртов знак. Никак Велиз услышал. Совершенно не хотелось задавать вопросов. Но он, конечно, спросил:
Какая же стоимость?.. Билета.
Большой повернул к Тмину грузную голову. Присмотревшись, Тмин увидел, что лицо это – не окончательно неприятное: глаза небольшие, почти одного размера между собой. Внимательные. Выражение лица, в общем, не угрожающее (хотя и красноватые, нахер, широкие зрачки). Нос прямой, лоб высокий. Черты скорее правильные, хоть и крупные. Зато без чёрных пор. Тмин чувствовал, как становится податлив, будто пластилин.
В три раза дороже обыкновенной.
От этой информации нервы вонзились в пластилин проволокой. Нутро свернулось клубочком и уползло. Стало понятно, что дело недоброе. Тмин уставился на чистые листы. Зачем было спрашивать? Он напишет и так. Надо только дойти до хатки, закрыться.
Я – Гумер, – глухо, почти застенчиво, сказал сосед.
Тмин растерялся: эта мощная гора, тень, огромная псина решила знакомиться. Разом практически открыв ему свою сущность – не то про эротические пристрастия, не то про иноземный велизов мистицизм, лихую сверхъестественность, литературный привет.
«Я – Гумер: даёшь угрюмей, из-за Элли обезумел, бываю шумен, не рад себе, как в аду игумен, чуме подсуден, гоняю мумий, мне душно в человеческом костюме, я вольнодумен! Да, я БЕЗУМЕН! Раунд!» – секундой пронеслось у Тмина в голове. Он увидел персонажа и спохватился.
Я – Тмин, – произнёс с торжественной неизбежностью и протянул руку.
Элли
Очень приятно, – добавил, чувствуя как сухость забивает горло.
Тоскливой своей вдумчивостью Гумер и правда смахивал на мастифа. Взгляд Тмина вдруг приметил, какие мощные у него ляжки-лапы. Стало неловко.
Мне пора, – тихонько и, по возможности, незаметно решил свалить.
Гумер понимающе кивнул.
Никуда тебе не пора, – пробасил и откинулся на спинку лавки, будто укореняясь здесь на века. Тмин безвольно стёк вниз.
Ты спрашивал про цену, – томительно помолчал, – Радости и горя у людей ограниченное количество. У всех поровну. Догадываешься? Просто кое-кто больно бережет. Скупердяи. Доживают до седых мудей на честном слове – пока уж совсем огонёк не стухнет, песок не посыпется. А кто-то транжирит без остатка, будто завтра умирать. И умирают. Кто-то горе выбирает хлебать в начале, а счастье оставляет на сладенькое, кто-то – наоборот. Обычно, конечно, самое вкусное съедают в начале. Но тогда долго томятся и причитают в конце. В любом случае, как расходуют – так на небеси. С Элли расход выше: жизнь бьёт ключом, все дела. Не для скряг. Больше половины отдашь, чего имеешь.
За лавкой в кусте сентябринок шевельнулся ранее смутивший Тмина Одуван. Он лежал здесь с руками под головой и глядел в небо, прислушиваясь. Голубела безразличная высь, бежали белые шерстяные облака и ветерок чуть теребил ватный одуван. Цвело, против всякой логики, абрикосовое деревце. Ничто, конечно, не могло тягаться с его безнадежностью, но на границе с ней вдруг вылупилось любопытство. Маленькое пока, куцее и неуверенное. Шевельнулось и желание докоснуться до этого времени, стоившего в три раза дороже обыкновенного. Что это за время такое? Надо нюхнуть – хоть понюшку, перед тем, как окончательно кануть в безразличную высь.
А потому, незаметно для него самого, взгляд Тизо стал сосредоточенным, а нос порозовел.
Почему расход выше? – продолжал Тмин.
А с ней по-другому не получится, дружок. Хочешь не хочешь – а отдашь. Не отсидеться.
Тмин задал вопрос, который заинтересовал уже и Тизо:
А что я получу?
Жизнь.
Тизо покумекал, что ничего не теряет, и мысленно согласился. Тмин задумался. Ему хотелось сбежать от книги, а потому терять было тоже особенно нечего. Тем более, больше расход, быстрее едешь, верно?
И ты платишь? – спросил неуверенно.
Нет, – ответила гора, – Мне не за что.
Заходящее солнце упало на его глаза, отлило красным, и губа его чуточку искривилась: театральность эта явно его потешала.
Совсем тухляк, раз не расходуешь? – осмелел, возмутился и пошутил разом Тмин: он еще не знал, что безопасней, – такой особенный?
Особенный, – явно получал удовольствие от своего и тминова нахальства Гумер.
И мне надо платить?
А как же, – секунду суровая морда сохраняла серьезное выражение, а потом вдруг расплылась в улыбке, – Но тебе сделаем скидочку.