Дорога к Чеджу
Шрифт:
Минут через пять-десять и к нам подошёл врач с двумя медсёстрами. Собрали анамнез через мою помощницу, так как у доктора с английским неважно. Спросили лишь, нужен ли русский переводчик. Я отказался, так как понимал, что это не бесплатно. Накануне друзья сделали страховой медицинский полис, но уверенности в нём не было.
– Термометр показал тридцать восемь и четыре. Что будем делать?
Это был вопрос дежурного врача мне. Я смотрел на женщину лет тридцати пяти, в несвежем костюме, стоптанных кроксах, уставшую, замотанную больными и, судя по глазам, не первой дежурной ночью - и удивлялся коллеге. Может, у них так принято - советоваться с родственниками?
– Для начала жаропонижающее инъекционно, потом капельницу с солевым раствором. Взять общий анализ крови с развёрнутой лейкоцитарной формулой, биохимический анализ крови с трансаминазами, билирубином, общим белком, электролитами, общий анализ мочи. Не забудьте, пожалуйста, про ретикулоциты!
– Рвота, диарея, сыпь были?
– Нет. Слабость, вялость, сниженный аппетит, высокая температура тела. Мочеиспускание достаточное, но пьёт мало. Вчера длительное пребывание на солнце. Квартира, где проживали, была без кондиционера. Ночью плохо спал.
Инъекцию не сделали. Дали малиновый сироп. Очевидно - парацетамол. Медсестра провела в отдельный педиатрический уголок, где было ещё пятеро маленьких детишек с родителями, сидевшими или лежавшими вместе с ними в койках. Бахилы, маски, стерилизаторы, бактерицидные лампы не наблюдаются. Странно, ведь они даже в лифтах и на овощных лотках супермаркетов вывешивают лампы синего спектра.
Здесь было всё так же душно. Неужели на ночь отключают кондиционеры? Помещение чистое, но летают назойливые мухи. Сыну поставили мочеприемник, про который благополучно забыли до утра. Со второй попытки вошли в вену, чтобы взять кровь. Странно, но почему сразу не установить и капельницу?
Второй раз за сутки удивляюсь однозначности выводов коллег и корейским врачебным заключениям. Всё же нас в Альма Матер учили сначала смотреть больного, а потом лечить и обследовать.
Температура не падает. Пить отказывается. Через час принесли результаты анализов, которые не утешали. Низкий гемоглобин с эритроцитами, высокий билирубин. Ретикулоциты забыли посмотреть, несмотря на предупреждение. Связался с московским коллегой-гематологом: "Надо делать гемотрансфузию и подключать глюкокортикоиды". Наш дежурант тоже консультируется с профессором-педиатром. На втором часу с третьей попытки три медсестры вошли в вену на стопе и поставили физраствор. Взяли анализ на группу крови, резус и факторы свёртываемости. Почти каждую манипуляцию согласовывали со мной.
– Вы будете лечиться у нас или вернётесь в Россию?
– спросил дежурный врач через полтора часа.
Я растерялся. Температура не падает, по анализам гемолитический криз, почти ничего не выполнено, и мне предлагают сделать выбор.
– В таком состоянии он не перенесёт перелёт. У меня нет на завтра билетов, и я должен связаться с посольством, страховой компанией, чтобы всё организовать. Давайте всё же сделаем гемотрансфузию и восполним объём циркулирующей крови.
– Одну или две дозы эритроцитарной массы?
– Одну для начала.
Но поставили лишь физиологический раствор на медленной скорости. Температура не падает, сироп не помогает. Сделали внутривенную инъекцию жаропонижающего. Через час всё те же 38,4. Сын уснул. Принесли ватное одеяло. Я хотел закричать: "Вас где учили, девушки? В каком ВУЗе и чему? Ставить электронные чипы и вежливо улыбаться-кланяться в присесте?". Это сейчас легко, когда описываешь ситуацию, а тогда был готов взорваться. Эмоции били через край, но больше, конечно, не за огрехи корейской травяно-электронной медицины. Мне было плевать на мух, жару, духоту, задача одна - жизнь ребёнка.
На пятом часу дежурант решила его осмотреть. Начала с отоскопа в ушах, затем вялая аускультация грудной клетки через майку, проверка натяжения шейных мышц (симптом Кёрнига) и осмотр ротоглотки.
Пульсометр показывал сто тридцать в минуту, артериальное давление по манжете в норме. От осмотра рта он проснулся и заплакал.
Шесть утра. Рассвело. Температура не падает, лекарства не помогают. Кровь не переливают из-за сохраняющейся лихорадки.
– Что будем делать, коллега?
– спросила у меня женщина-врач.
– Ставить немедленно гемотрансфузию... Организм ослаблен анемией, лихорадкой, перегреванием, возможно инфекцией и не может "ответить". К тому же при тепловом ударе привычный парацетамол не действует. У вас есть лёд?
– Я вас поняла. Посоветуюсь с нашим педиатром. Может быть, мы сделаем ему ещё антигистаминный препарат?
– Хуже не будет.
В шесть тридцать моя помощница-переводчица Эунсуна извинилась, и, сославшись на утреннюю работу, ушла. Всё это время она помогала мне. Подбадривала, отвлекала от тягостных мыслей, переводила врачам и медсёстрам на корейский. Рассказала, что у неё нет детей, помогает младшей сестре, у которой двое. Написала, что пребывание в этой клинике мне обойдётся в миллион вон. Когда она показала страховку сына регистраторам, - ей ответили, что работают только за наличные.
В семь утра на такси приехала встревоженная Надя. Мы общались через мессенджер, пока у меня не сел аккумулятор. Таксист не дождался оплаты и уехал.
Наконец нам принесли воду и салфетки. Показали, что его надо обтирать и "делать массаж". Вода была тёплой. Льда у них нет.
В семь тридцать в присутствии студентов поставили гемотрансфузию. Сказали, что она рассчитана на четыре часа, и мы можем уйти.
В восемь утра градусник показал тридцать семь и пять. На соседней койке закричала мать ребёнка. Капельница закончилась, игла вышла из вены, и не сворачивающаяся кровь её девочки залила постельное бельё. Странно, для чего вездесущие видеокамеры и где глаза медсестёр?
В девять утра врачи сменились. Новая смена провела обход, и наконец-то включили кондиционеры.
В десять утра температура опять тридцать восемь. Повторно сделали литическую смесь внутривенно. В десять тридцать я указал медсестре на два воздушных эмбола, движущихся в вену по трубке капельницы. Она стала их откачивать шприцем, но не получилось. Треть пакета с остатками крови ушло в раковину. Температура тридцать семь и четыре.
В одиннадцать состоялся мой разговор с новым врачом дежурантом, после которого мы приняли решение выписаться. В палату я не хотел, да и не мог. Если то, что сказала Эунсуна - правда, то нам не потянуть. Хотя врач так и не озвучил приблизительный прейскурант. Она не знала ничего. Ни стоимости анализов, ни стоимости койко-дня, ни цен на манипуляции. Странно всё это. Наши врачи подкованнее в таких вопросах.