Дорога к людям
Шрифт:
После долгой езды мы, правдисты, известинцы и кто-то из «Красной звезды», обосновались в Вязьме. Добились даже телефона для связи с Москвой. В часы бомбежек укрывались в погребе. Все там не помещались, чья-то спина, чтоб не выражаться грубее, высовывалась наружу. Это вызывало не испуг, а, скорее, смех, в том числе и того, чья неудобопроизносимая часть тела торчала за пределами погреба.
Июнь, июль, август. Бои и бои. Положение на фронте не радует. Побывавший в штабе 24-й армии Петр Белявский сумрачно заявил:
— Приберегите оптимистические реляции для более удобного случая. Гитлеровцы намерены
2 октября фон Бок попытался осуществить свое намерение. На юге от нас гитлеровцы принудили отступить 33-ю нашу армию. 24-й армии грозило окружение. Мы направились было в сторону Ярцева, но никого уже там не застали. Опустела и Вязьма. Трошкин, Белявский, Курганов и я поспешили в Касню — в штаб Западного фронта, но и там было пусто. Только воронки от вражеских бомб. И ни души. На свой страх и риск мы, не стараясь даже искать удобную дорогу, погнали машину в сторону Гжатска. К вечеру остановились в ближней к городу деревне, встретили писателя Хаджи Мурата Мугуева. Голодные, набросились на предложенные хозяйкой соленые грибы, — больше продуктов не оказалось ни у нее, ни у нас.
Утром — Можайск. Сутолока. Никто не знает, где штаб фронта. Немцы приближаются к городу. Собрав кое-что, неутешительное, в блокноты, мы переночевали на столах армейской газеты 5-й армии, где редактором был известный критик Иоганн Альтман. Утром проснулись от звуков ружейно-пулеметной и артиллерийской стрельбы. Западную окраину Можайска уже крепко заперли на «замок» нацисты, продвигавшиеся к центру города. Единственным выходом из города было Можайское шоссе, куда мы и поспешили...
...Много раз встречался я с Константином Симоновым после этих событий. Встречался на разных фронтах — под Сталинградом, на Курской дуге. В Белоруссии и на Украине. Когда наши войска вплотную подошли к Румынии, редакция командировала меня на Четвертый Украинский фронт. Константин Симонов находился уже здесь.
II
Была осень. Виноград еще не созрел, но было тепло. Узнав, что наши войска на несколько дней остановились, мы привели себя в порядок (стирка обмундирования, получение новых гимнастерок, кителей, сапог) перед вступлением в Бухарест. Последовательно в штабе фронта, армии, дивизии мы, Симонов, поэт Борис Ласкин и я, просили разрешения войти в город с первыми нашими разведчиками, но получили отказ: «Вы что! Забыли — это же столица фашистского государства! Вотчина его главы, крайнего реакционера и нашего злейшего врага Антонеску! Представляете, как вас там встретят?»
Да, мы это представляли, но все же обратились с той же просьбой к командиру стрелкового полка. К нашему удивлению и радости, он ответил:
— Завтра утром будьте наготове. Отправлю с разведчиками на бронетранспортере.
Конечно, мы были готовы к отъезду раньше назначенного срока, в шесть утра. Выехали позже. Столица вражеской страны была спокойна, хотя бухарестцы знали о близком по времени вступлении наших дивизий. Прохожих на улицах было еще мало. Открывались магазины. Звенели металлические «шторы» витрин, поднимаясь вверх. Опускались цветные полосатые тенты,
Прохожие глазели на нас с любопытством. Видимо, и офицерские погоны, наши и разведчиков, удивляли их, казалось им — в Красной Армии они не могли привиться: это же «царские» русские погоны!
Бухарестцы называют свой город маленьким Парижем. Они в самом деле хорош. Много зелени, цветов, бульваров, парков и садов. На Cala Victoria стоит на площади памятник кому-то из королей или полководцев.
У дворца королевы Елены и ее сына Михая, кстати неплохого пилота, пышно одетые часовые, дойдя мимо железной ограды до конца ее, стукнув каблуками, поворачивали обратно, на встречу со своим коллегой, помнится, салютуя карабином, вздернув его вверх, и «прусским» шагом, поднимая ноги перпендикулярно туловищу, продолжали свой путь.
Наблюдали мы все это позже. В первый день не до того было. Все же опасность была, — солдаты и офицеры разведки, высадив нас по нашей же просьбе, отправились дальше. Захотелось пить. Зашли в кафе. Посетителей было полным-полно, однако свободный столик удалось найти.
В стороне сидело двое молодых людей в цветных ковбойках. Говорили они по-английски. Зная немного этот язык, я подошел к ним:
— Are you Englishmen?
— Americans!
Пригласил их за наш столик. Оказалось, пленные пилот и парашютист американского авиадесанта. Выпустили их из концлагеря только в то утро. На голод пожаловаться не могли, — Красный Крест предоставил им возможность получать посылки. В том числе и сигареты «Lucky Strick», которыми они нас сразу же и угостили.
— O, yes! O’key!
— Сигареты — счастье?
— Счастье-то они счастье для нас. Но я не об этом. По-английски lucky — удача. Ведь они избавились от плена!
— Ах, ну да!..
Разговорились. По давнему обычаю американцев, оба парня преподнесли нам по доллару. Мы ответили рублями. Не помню, что написали на долларе пилоты Симонову, а мне — «Я очень люблю свою мамочку. Она живет в Кентукки. У нее свой коттедж. Приезжайте к нам». Я ответил что-то в таком же роде, только без «мамочки».
Распрощались дружески. Это были в самом деле славные парни.
Осмотрев еще несколько улиц и площадей, часа в четыре зашли в ресторан-сад. Болтая о том о сем, пообедали, закурили по подаренной сигарете и поманили официанта:
— Сколько с нас?
Он назвал сумму в румынских леях.
Мы предложили советские деньги.
— Такие деньги мы не принимаем.
Кельнер подозвал метрдотеля.
— Нет. Найдите леи. Или разменяйте в банке. Он за углом.
— Во-первых, курс валюты нашей там неизвестен. Во-вторых, рано или поздно русские войдут в город (мы знали: войдут на другой день, но сообщать об этом румынам права не имели).
— И потом, мы же первые ваши гости из русских. Мы платим честно по счету. И отказывать нам в этом, право же, негостеприимно. Вы же, очевидно, уже поняли, что наши народы будут дружить.
Видимо, это как-то убедило метрдотеля. Поблагодарив официанта, дав ему на чай, мы вышли из ресторана с его столиками под открытым небом и вскоре вернулись в полк.
На другой день наши соединения всех родов войск в свежем, новом обмундировании вступили в город.
Тротуары были переполнены. Из окон глядели на колонны полков и дивизий любопытные девушки, мальчуганы, дамы и старики. День был ясный, солнечный.