Дорога к Победе. Великая Отечественная война глазами современных историков и генералов
Шрифт:
Лобов: Вопрос действительно важный… Что ж, наверное, сейчас, когда нам стало доступно немало новых материалов и фактов о Великой Отечественной и Второй мировой войне в целом, это не только поможет должным образом осмыслить исторические события, но и раскроет глаза на их значение для будущего…
Никифоров: Хотя мы сегодня уже говорили, что появилось много публикаций, извращающих исторические события, объективно наносящих вред, мне, как школьному учителю, все же хочется отметить и определенный прогресс в освещении кануна и начального периода войны. Еще пять – семь лет назад я говорил ученикам: вот, мол, внезапность, репрессии 1937 года… Выходило, что если бы не было внезапности и репрессий, то мы спокойно бы выиграли войну уже в 1941-м. Была в ходу весьма
Вопрос 2. Почему немцы дошли до Москвы?
На вопрос отвечают М.А. ГАРЕЕВ, Г.А. КУМАНЕВ, М.Ю. МЯГКОВ, Ю.А. НИКИФОРОВ, А.С. ОРЛОВ, С.Е. ПОПОВ, О.А. РЖЕШЕВСКИЙ, В.А. СЕМИДЕТКО, В.В. СОКОЛОВ и П.В. СТЕГНИЙ.
Гареев: По-моему, сейчас в военно-исторической науке сложилось крайне неблагополучное положение дел и, по существу, история войны начинает опустошаться. Попробуйте, например, сказать, что у Сталина были ошибки – хотя он сам это признавал, – на вас немедленно обрушатся газеты ортодоксального толка: как, самого Сталина критиковать! Когда же я раскритиковал концепцию писателя Астафьева, на меня обрушились с «правого фланга»: как, самого Астафьева критиковал! Но ведь из истории нельзя никаких выводов извлечь, если не анализировать ее критически.
Притом, если одни хотя бы прикрываются патриотическими соображениями, вторые просто кричат, что вообще победы не было, а врага мы завалили трупами… Но ведь наука всегда отталкивалась от крайностей и приходила к золотой середине. К сожалению, сейчас между двумя этими крыльями нет золотой середины, здравого смысла. Наша задача – показать читателю, что такие подходы не годятся, не имеют ничего общего с наукой.
– Согласен. Цель, которую мы преследуем, как можно ближе подойти к истине. Вопросов много, и хотелось бы понять, почему немцы оказались под Москвой осенью 41-го, можно ли было не допустить их до Сталинграда летом 42-го?
Гареев: Крупнейшая ошибка не только отдельных журналистов и публицистов, но и некоторых историков, когда они битву под Москвой или события 1942 года начинают рассматривать в отрыве от того, что было в начале войны…
Соколов: И даже от того, что было еще до ее начала. Например, перед войной советское руководство уделяло большое внимание нашим дальневосточным рубежам, где с 1931 года, когда Маньчжурия, северо-восточные провинции Китая, были захвачены Японией, где беспрерывно происходили вооруженные столкновения. Кстати, на погранзаставе в Гродеково отбивал нападения японцев будущий посол в Китае Панюшкин…
– Думаю, имя Александра Семеновича Панюшкина названо уместно. Он служил в Погранвойсках, затем – во внешней разведке. Был послом в Китае и в США, причем – это уже не секрет – совмещая (что случалось крайне редко) эту работу с работой резидента. В 1953–1955 годах генерал-майор Панюшкин руководил внешней разведкой.
Соколов: Так вот, буквально за два месяца до начала войны советской дипломатии удалось заключить с Японией договор о нейтралитете. Причем министр иностранных дел Мацуока, который приехал в Москву из Берлина, где вел переговоры с гитлеровским руководством, узнал о планах по нападению на СССР, и все-таки пошел на заключение договора о нейтралитете. Более того, 12 апреля он сказал Сталину, что возможен конфликт Германии с Советским Союзом, которые в ту пору находились вроде бы в дружбе. В этом случае, сказал министр, вы не должны опасаться каких-либо действий со стороны Японии… Между прочим, впервые за всю свою практику Сталин лично провожал министра на Северном вокзале!
– То есть устоявшаяся точка зрения – Рихард Зорге сообщил, что Япония не нападет, и Сталин сразу перебросил под Москву войска с Дальнего Востока – представляется несколько упрощенной…
Стегний: Да, серьезные предупреждения о готовящейся фашистской агрессии поступали не только по линии военной и политической разведки, но и по линии посольств. Опубликованная нами недавно апрельская телеграмма посла в Берлине Деканозова из 20 пунктов – относительно неизбежности нападения
Гареев: И все же вследствие недооценки этой информации, известных политических ошибок война в самом начале сложилась для нас крайне неблагополучно.
Мы потеряли основную часть авиации, наиболее опытных летчиков. По существу – основную часть регулярной армии. Миллион с лишним только в плен попали. Мы потеряли наиболее опытных командиров. Да, перед войной мы имели больше авиации, артиллерии, чем немцы, – не столько, сколько говорят, но действительно имели. Уже в первые дни войны этого превосходства не стало. Под Москвой мы воевали против превосходящих сил противника – и количественно, и качественно.
Попов: Могу сказать, в каком состоянии мы начали войну. В моем артиллерийском полку было до 800 лошадей. Мне ставят задачу: выйти на рубеж, удаленный на 25 километров, встретить и отбить атаку танков. Спрашиваю, как я смогу упредить немецкие танки, идущие со скоростью 30–40 километров в час? Мне говорят: вы понимаете задачу? Чувствую, чем дело может для меня окончиться. Командую: по коням, за мной! Но пока я шлепал эти 25 километров, то оказался в тылу противника…
Гареев: В 1941-м мы попали в тяжелое положение, в частности потому, что не понимали, что такое стратегическая оборона. На чем все эти резуны-«Суворовы» спекулируют? Мол, мы не собирались обороняться! Собирались, но не представляли себе правильно, что такое современная оборона против превосходящих сил противника. Нельзя было рассчитывать силами армий прикрытия накоротке отразить такое наступление – нужно было подготовить длительные оборонительные операции с большим количеством оборонительных сражений, контрударов… Подготовлены они не были.
– И все же мог ли быть при тех условиях иной вариант развития событий летом 1941 года?
Гареев: Сейчас немало пишут, что мы неправильно определили направление главного удара немцев… Мы на западном направлении сосредоточили свои не главные силы, а немцы – главные. На юго-западном направлении, наоборот, мы сосредоточили основную, а немцы – меньшую часть сил. Но мы и на юго-западном направлении те же неудачи потерпели! Все дело в том, что в момент нападения наша армия оказалась на положении мирного времени, не была приведена в боевую готовность. Если бы войска заняли оборонительные рубежи и провели бы хоть частичное оперативное развертывание – или после неудачных пограничных сражений приняли решение закрепиться на Днепре, куда бы последовательно отходили войска первого эшелона, подходили все резервы, создавалась бы группировка – то война уже в 1941-м пошла бы совсем по-другому. Может, и до Москвы не отступали бы…
Попов: Не надо забывать и о состоянии наших военных кадров.
Гитлер, после того как пришел к власти, не выгнал из армии ни одного человека, воевавшего в 1914–1916 годах. Признаем, что он прекрасно понимал, что военные – особая каста людей. Это и особая подготовка, и особая любовь к родине.
Я хорошо знаю, как прошли по нашей армии репрессии, каких талантливых военачальников и командиров мы лишились! А в результате из всех командующих округов смогли быть командующими войсками фронтов только Кирилл Афанасьевич Мерецков, Георгий Константинович Жуков и Иван Владимирович Тюленев… Остальных несколько раз подбирали и выбирали. В общем-то, ни один командующий войсками округа сразу не справился даже с задачей командира полка… Но были такие, кто, как Константин Константинович Рокоссовский, встал и справился со своими задачами; как Николай Федорович Ватутин, который сказал: «Дайте, я буду управлять корпусом!»; уже в первый период 1941 года проявили себя Иван Данилович Черняховский, Иван Васильевич Болдин, Василий Иванович Кузнецов… Напряженная боевая обстановка заставила мыслить и действовать по-другому, она выдвинула новых людей.