Дорога к вершине
Шрифт:
За лавкой сапожника показалась ветхая и словно на скорую руку возведённая постройка, на двери которой мелом было выведено: «Детский сад, школа». Грише подумалось, что это хлипкое строеньице никоим образом не может соответствовать месту, куда ежедневно, на несколько часов, без боязни за жизнь ребёнка,
Духота одурманивала. Путник двигался неспешно, стараясь держаться тени. В воздухе стояла дымка испарины, и от этого Грише чудилось, будто окружающее он рассматривает сквозь потёртые органические стёкла.
Пить хотелось неимоверно. Глазами Гриша искал место, где можно купить минеральную воду, но почему-то её нигде не продавали.
Чем дальше он продвигался, тем в более оживлённую попадал гущу движения, в калейдоскоп сверкающих цветовых оттенков, элементом которого стал сейчас и он сам. Люди, коровы, велосипеды, мопеды, трактора, автомобили – всё слилось и двигалось каждое в своём направлении с неумолкаемым гомоном, шумом и сигналами клаксонов.
«Как транспорт вообще умудряется проезжать здесь сквозь такую толчею?»
Старики шли все как один в тюрбанах, замызганных рубахах и сильно поношенных набедренных повязках. Шумные дети, малыши детсадовского возраста, школьники и школьницы, одетые в одинаковую, с преобладанием коричневого с зелёным, форму, громко перекрикивались и весело визжали.
Женщины шли в будничных или нарядных сари, многие с корзинами на головах или охапками хвороста. Мужчины – торговцы, водители рикш, менеджеры в гостиницах или просто прохожие – все до единого выглядели ухоженно и опрятней стариков, женщин и детей. В рубахах с длинными рукавами, наглаженных до хруста, в лёгких брюках, с тщательно выбритыми лицами, аккуратно и даже с претензией на стильность причёсанные. Внешний вид молодых индийцев портили лишь неизменные шлёпанцы на ногах, но это лишь оттого, что носить туфли было нестерпимо жарко.
Почему-то ни у одного из мужчин на головах Гриша не увидел ни кепок, ни шляп, ни панам. Вероятно, из страха испортить причёски, либо оттого, что под головным убором их попросту не будет видно, индийцы подставляли свои макушки под палящее солнце.
На лбах у многих, от молодых до старых, мужчин и женщин, красовались красные точки разных величин.
По пути встречалось немало людей и европейской наружности: Гриша слышал и французский говор, и английский, и немецкий, и даже испанский.
Быки и коровы, по местным обычаям считающиеся священными, чувствовали себя вольготно, как хозяева положения. Никого не сторонясь, они двигались в любом направлении, куда им заблагорассудится. «Ладно, хоть не агрессивные они», – косился Гриша.
На углу, где основная дорога сворачивала направо, продолжая собой нескончаемый рынок, путник остановился. Дорога по прямой здесь сужалась до полутора метров между домами и дальше казалась безлюдной: ни пешеходов, ни торговцев там видно не было.
Грише как раз захотелось тишины, и он двинулся по прямой.
Шум за спиной вскоре стих настолько, что даже звук шагов его стал отдаваться эхом от стен.
Теперь
Кое-где на верандах и ступенях домов восседали лениво развалившиеся люди, по большей части мужчины преклонного возраста, и рядом с ними резвилась ребятня.
Все эти люди разглядывали Гришу с нескрываемым любопытством, сильно граничащим (по мнению самого Гриши) с неприличием. Обращённые к нему взоры были столь проницательными, что, казалось, всматривались в самую душу.
Чувствуя от этого неловкость, Гриша ощущал себя ходячей экзотикой.
Неожиданно он вышел к месту, дать определение которому сразу он не нашёлся, оторопев от внезапности.
Эта гавань больше всего походила на площадь, но вида весьма необычного. Вне сомнений, при планировании застройки данной территории архитектор вполне намеренно постарался скрыть площадь от любопытствующих посторонних глаз.
Основную часть обширной территории занял пруд квадратной формы, окаймлённый толстыми бетонными стенами и окружающей его тротуарной пешеходной плиткой.
По периметру площади стояли старые двух- и трёхэтажные дома с ржавыми жестяными и красными черепичными крышами. За домами и между ними росли лианы и немногочисленные пальмы, а дальше возвышались холмы.
Рассматривая окружающие постройки и пруд, Гриша невольно подумал, что идея подобного уголка рая, скорее всего, однажды пришла в голову какому-нибудь архитектору из Англии. Гриша не знал, насколько предположение его верно, но площадь эта и действительно могла явиться наследием тех времен, когда Индия являлась колонией Британской империи.
«Изумительно красиво здесь было прежде!» – подумал он, представив, каким это место было в те дни, когда его только соорудили. Оно и по сей день сохраняло отголоски былого величия, правда, не более чем отголоски. Обветшалость и запущенность казались теперь главными отличительными чертами, коими можно было охарактеризовать это место.
Единственное, что делали здесь по сей день – это уборку. Чистота улиц говорила сама за себя. Вода же в пруде стала непроглядно мутной и зелёной, как в болоте: для купаний она, несомненно, не подходила. Но сейчас женщины вполне буднично выполаскивали в ней бельё.
Как Гриша уже понял, в Индии было принято стирать вещи в любом мало-мальски подходящем для этого водоёме, запруде или даже большой луже. Смотреть на это ему было и неприятно, и дико.
«У индийцев, по-видимому, нет выбора. Они оттого так стирают, что многие живут за порогом бедности. В деревнях и даже во множестве городов Индии до сих пор нет централизованного водопровода. А ведь поддерживать чистоту как-то нужно», – пытался осмыслить и объяснить для себя это явление Гриша.