Дорога мертвеца. Руками гнева
Шрифт:
Внезапно он рассмеялся. Получился едва ли не шекспировский монолог или что-то в манере дурацких стихов Капитана Джека Кроуфорда.
Однако веселье длилось недолго.
Он вновь обратил лицо к небу, открыв глаза жалящим стрелам дождя.
– Ради любви Иисуса, Господи, прости немощь моей плоти. Испытай меня. Проверь. Я пойду на все ради твоего прощения.
Как и прежде, ответа не было.
Он улегся обратно, прихватив бутыль. Дождь пошел гуще, простыни слиплись от влаги. Ему было плевать.
Глоток за
Потянувшись, он достал Библию из кармана сюртука. Книга была изрядно потрепанной. Уже много лет как он охладел к ней. Молитвы стали для него куском хлеба, не более. И так длилось уже достаточно долго.
Он прилег, упираясь спиной в изголовье: бутыль в одной руке, Библия – в другой. Отхлебнул из бутыли.
– Вранье! – выкрикнул он и со всей силы запустил Библию в окно. – Получай, небесный говнюк!
Прицел был неточным. Библия не полетела в открытую створку, как он хотел, а угодила выше, и еще до звона разбитого стекла он знал, что придется покупать новое для жирного Монтклера.
Стекло разлетелось – и Библия многокрылой птицей выпорхнула в ночь. На его глазах она исчезла в темноте, но, когда он поднес бутыль виски к губам, вернулась назад, трепеща страницами, как голубь перед насестом. Угодила в бутыль, разбив ее, и добавила слепящий удар в лицо. Стекло рассекло подбородок, и закапала кровь.
Он сел, прямой как палка.
На его коленях лежала открытая Библия.
Капля крови упала с подбородка на левое поле Откровения, глава 22, стих 12.
Он прочел:
«Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его».
Вторая капля – на стих 14:
«Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами».
Преподобный осторожно закрыл книгу.
В горле запершило, точно там застрял шерстяной комок. От него и его постели разило дождем вперемешку с виски и примесью сладкого запаха крови.
Он прочистил горло и упал на колени возле постели, молитвенно сложив руки.
– Да будет воля Твоя, Господи. Да будет воля Твоя. Не поднимаясь, он целый час читал молитвы, и впервые за долгий срок делал это с истовой верой. После он умылся, стряхнул с простыней осколки, разделся и лег, как должно.
Прежде чем забыться, он размышлял, удастся ли ему пройти испытание, что Господь уготовил ему здесь, в Мад-Крике.
Как бы там ни было, он приложит для этого все старания.
Он уснул.
И спал без сновидений.
Когда солнце село и взамен в небе повис золотой дублон луны, затопившей окрестности Мад-Крика почти сверхъестественно ярким сиянием, ночные странники отправились в путь.
Конюшня выпустила постояльца: замок стек в грязь как растопленное масло, но упал на землю целым, а потом вернулся на место – с дужкой, защелкнутой в петлях.
На самой окраине городка, в доме Фергюсонов, умерла месячная девочка. Утром под общие стенания смерть приписали естественным причинам.
Пропало несколько дворовых собак, одна маленькая шавка отыскалась наутро с разорванным брюхом. Рана носила отметины волчьих зубов.
Ночью и вправду не раз доносился волчий вой. На слух зверь был не из мелких.
Час почти пробил.
Утром Преподобный почистил сюртук, взял из седельной сумки свежую рубашку и, поплевав на щетку, до блеска начистил сапоги.
На сей раз он не стал начинать день с глотка виски. Очень хотелось яичницы с беконом и чашку кофе. Он отправился завтракать к Молли Макгуайр.
В кафе царили шум и суета.
Подавальщицы сновали от кухни к столам и обратно, как муравьи от амбара к муравейнику, разнося оладьи, яичницу с беконом и дымящийся кофе.
С удобной позиции у входа Преподобный заметил, как один старикан сгреб подавальщицу за бедро. Та привычно отмахнулась, поставив перед ним тарелку и сохранив на лице радушную улыбку.
За столиком в углу блеснула шерифская звезда. Она красовалась на широкоплечем человеке среднего роста и уныло-благообразной внешности. Именно с ним он хотел повидаться.
Компанию шерифу составлял человек значительно старше, с виду затасканный, как индейские мокасины.
Рядом оказался свободный столик, и, поскольку оба были погружены в беседу и при этом оживленно жестикулировали, Преподобный обосновался там в надежде улучить момент представиться.
Присев, он сразу навострил уши на разговор – по давно заведенной привычке это получалось само собой. Скитаясь по городам и готовясь к службе, он старался подслушивать разговоры вокруг. Иногда это позволяло снабдить проповедь адресным посланием кому-то из прихожан. Случись, скажем, подслушать похвальбу, как кто-то промаслил свой фитилек с чужой женой, он читал проповедь так, что бахвал задумывался, не доносит ли Бог о его грехах проповеднику.
Это было очень кстати, когда доходило до пожертвований. Из-за грехов, кипящих на поверхности (пусть ненадолго), кающиеся не жались, надеясь откупиться от Бога.
Прошедшей ночью Преподобный решил возобновить изначальный порядок для проповедей – нести слово Божие пастве. Он вернулся в лоно Господне – проповедовать ради нескольких монет на виски больше не входило в его планы.
Но не так просто избавляться от старых привычек.
– Ну, – обратился к шерифу пожилой собеседник, – ты, сдается, так ничего и не надыбал?