Дорога на Тир Минеган
Шрифт:
— Трое, — уточнила леди Айлиш. — Мы уверены, что кроме тех шестерых, убежавших через Тындаяр из трактира, был еще один, находившийся в другом конце тоннеля и не принимавший участия в столкновении. Но так или иначе, мы свое слово держим и не будем просить вас остаться еще на несколько дней. Тем более что послезавтра я отправляюсь на Юг, в Леннир, чтобы поставить в Кардугале дерайтиры для защиты от проникновений из подземного мира. Что же касается магистра аб Конала, то, похоже, больше ни на кого из своих сообщников он нас не выведет. В последнее время он почти ни с кем не общается и вообще не ходит в Университет. Сказался больным, возложил исполнение своих обязанностей на вашего коллегу, профессора аб Махавина,
— Путешествует по Тындаяру? — догадался Шимас.
— Вне всяких сомнений. Нашим сестрам только дважды удавалось ощутить слабый отголосок использования Темной Энергии в его жилище: он очень мастерски накладывает защитные чары. Но он точно куда-то ходит через Тындаяр — очевидно, снова что-то задумал. Дальнейшее наблюдение за ним признано бессмысленным, сейчас все усилия сосредоточены на тех троих, о которых я уже говорила. А через неделю после вашего отъезда в Кованхар все разоблаченные на тот момент черные будут схвачены. Касательно магистра аб Конала старейшие отдали новый приказ, который, возможно, вам не понравится. Его не передадут университетскому Магистрату, а доставят на Тир Минеган для допроса и дальнейшего суда за организацию покушения на леди Эйрин вер Гледис.
Шимасу стало стыдно за чувство облегчения, охватившее его при мысли, что ему не придется свидетельствовать в суде против своего начальника.
— Магистрату это определенно не понравится, — как можно сдержаннее произнес он.
— Ничего, мы договоримся. Для ваших магистров и так будет позором, что среди них затесался черный, поэтому мы предложим им сохранить лицо и представить все так, будто они сами разоблачили и его, и всех остальных, а потом, в качестве жеста доброй воли, передали в наши руки Ярлаха аб Конала — главного виновника событий на Ихелдиройдском тракте.
— А с чего вы взяли, что он среди них главный?
— Полной уверенности у нас нет, но логика подсказывает именно такой вывод. Мы с самого начала подозревали, что Ярлах аб Конал играл в тех событиях главенствующую роль. В конце концов, он магистр, а черные, как вы, наверное, и сами знаете, уважают иерархию, сложившуюся в среде колдунов. Для них магистр есть магистр — хоть в их мерзком братстве, хоть вне его. Во всяком случае, среди тех, кого мы уже разоблачили, он точно главный.
Шимас неуверенно кивнул:
— Похоже на то, хотя… Перед тем как напасть на меня, Ярлах говорил, что ему не сказали о Первозданной Искре, потому что не сочли нужным. Выходит, над ним стоят другие черные колдуны, более влиятельные, более могущественные, которые отдают ему приказы… — Вдруг он замолчал и вздохнул. — Какой же я недотепа! Ярлах ведь твердил «я», «мне», «меня», и ни слова про «мы», «нам», «нас». Откуда бы ни исходили эти приказы, они адресовались именно ему, ему одному… Все-таки вы правы, леди Айлиш. Очевидно, среди колдунов, совершивших нападение на Ихелдиройдском тракте, он самый главный.
— А потому, — подхватила Айлиш вер Нив, — наказать его должны мы. И накажем сурово. Чтобы другим неповадно было покушаться на жизнь ведьмы…
«Какие же они заносчивые! — думал Шимас, возвращаясь в свои покои, где его ожидало несколько интересных книг, найденных им в графской библиотеке. — Ну ладно, я согласен — нельзя убивать ведьм. И колдунов тоже. И обычных людей… Но воспринимать покушение на ведьму как покушение на сами основы мироздания — это, по-моему, чересчур. Неужели им невдомек, что именно из-за этого мы и не любим их. Из-за этой их мерзкой привычки ставить себя в центре Вселенной, а остальных людей рассматривать как низших существ…»
Впрочем, Шимас всегда старался быть честным перед собой. Поэтому вынужден был признать, что существовала и другая причина нелюбви к ведьмам. И эта причина никуда бы не делась, даже если бы все ведьмы были белыми и пушистыми, нежными и ласковыми. Каждого колдуна, каждую колдунью в глубине души просто душила зависть к ведьмам, их могуществу, молодости, долгой жизни. А все эти ведьминские заявления о том, что якобы они платят за это высокую цену, были просто смехотворными и больше походили на неуклюжие попытки самооправдания. Шимас без малейших колебаний заплатил бы такую цену. Да он отдал бы все на свете (кроме своей бессмертной души, ясное дело), чтобы родиться ведьмой. В крайнем случае — ведьмаком…
Войдя в свою комнату, Шимас бросил взгляд на перекидной календарь, лежащий на письменном столе. Сегодня было сорок первое монфовира. Через два с половиной дня он отправляется в Кованхар.
Глава XIV
ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГОДОВЩИНА
В детстве Бренан отмечал свои дни рождения в тесном семейном кругу, вместе с отцом и матерью. Вечером они собирались втроем за празднично накрытым столом, ели разные лакомства, которых не позволяли себе в другие дни, много разговаривали, пели песни, смеялись… Это были светлые и радостные вечера, наполненные теплом и любовью. Их очень не хватало Бренану, когда после смерти родителей он переселился в Дервег к родственникам, которые не знали ни дня его рождения, ни сколько ему лет, — да и знать об этом не хотели. А свое семнадцатилетие Бренан встретил в маленьком трактирчике на границе между Мынви и Энтримом, когда путешествовал по Северному Абраду.
Сегодня Бренану исполнялось восемнадцать, и впервые в жизни он делил этот день с другим человеком — со своей сестрой-близнецом Шайной, о существовании которой до недавнего времени даже не подозревал. Они так рассчитали отъезд из Тылахмора, чтобы сорок первого монфовира наверняка быть в Кыл Морганахе, и тут, в своей усадьбе, Гвен устроила для них настоящее празднование. На обеде по случаю восемнадцатилетия Шайны и Бренана были не только свои, хотя и «своих» набралось немало, поскольку по пути к ним присоединились шесть ведьм из Гулад Данана, Торфайна, Сейшана и Тир Алмынаха, а в самом Кыл Морганахе ждали еще трое, которые как раз находились на юге Катерлаха. Кроме того, прослышав о возвращении Гвен, к ней пожаловали чуть ли не все знатные соседи, в частности граф Ридихенский со своей семьей. О дне рождения они ничего не знали, просто хотели засвидетельствовать свое почтение хозяйке и ведьмам, прибывшим вместе с ней, но их тоже пришлось пригласить на праздник.
При всей своей непривычности такое шумное и многолюдное празднование дня рождения понравилось Бренану. Если бы гостей было меньше, он, наверное, чувствовал себя немного неуютно в центре всеобщего внимания, а так количество присутствующих превысило тот предел, когда компания уже не держится вместе, а стремится разделиться на небольшие группки. Поэтому Бренан чувствовал себя довольно комфортно, так как сам мог выбирать, с кем ему общаться, а с кем нет.
К тому же именно сегодня Гвен впервые его поцеловала. Пусть и не по-настоящему, а просто провозглашая тост легонько чмокнула Бренана в губы, — но все равно это было чрезвычайно приятно. Еще приятнее ему стало, когда Гвен в разговоре с графиней Ридихенской, двумя ее старшими дочерьми и еще несколькими гостями как будто невзначай назвала его своим женихом. Потом картинно спохватилась, начала объяснять, что о свадьбе в данный момент речь не идет, это пока лишь планы на будущее, однако дело было сделано, и вскоре среди всех присутствующих распространилась весть об этой неформальной помолвке. Бренан был рад, что Гвен все-таки решилась придать их отношениям некую определенность, и даже не думал требовать от нее большего. Он понимал, что такое объявление о намерениях — максимум, к чему она сейчас готова.