Дорога на Вэлвилл
Шрифт:
Лайтбоди мрачно изучал свой тост. Казалось, он забыл о своей визитной карточке, которую наконец выудил из кармана и сжимал двумя пальцами – большим и указательным; все его внимание было сосредоточено на хрустящем ломтике, сиротливо лежавшем на тарелке. Внезапно глаза Уилла ожили, он быстро взглянул на Чарли и спросил:
– Давно вы занимаетесь своим бизнесом, мистер Оссининг?
Чарли взял ложку и стал перемешивать содержимое своей тарелки, стараясь спрятать стервятников морских глубин среди кусочков картошки, моркови и лука. (Ну да, он любит устриц. Разве это преступление? Откуда ему было знать, что съесть устрицу – все равно что выпить ложку собственной мочи?) Элеонора колдовала над салатом: старательно
Вопрос Уилла удивил Оссининга.
– Ну, собственно говоря, – протянул он, – наша компания сейчас в процессе становления.
Уилл только недоуменно поднял брови.
– То есть, – Чарли с такой яростью ткнул в устрицу ложкой, словно она была его заклятым врагом, – в сущности, компания будет официально создана завтра утром.
– Понятно, – ответил Уилл. Поджатые бескровные губы двигались, ничуть не изменяя безжизненного выражения лица. – Вы сказали «наша» – у вас имеются партнеры?
Перед мысленным взором Оссининга возник Гудлоу Бендер в шикарном костюме и ботинках из буйволовой кожи. Бендер ждет его в Бэттл-Крик, Бендер уже закупил оборудование, нанял рабочих, отдал все необходимые распоряжения. Через полгода они станут миллионерами.
– Да, – улыбнулся Чарли.
Элеонора поддела вилкой ломтик огурца и подняла глаза.
– Позвольте спросить, вы уже собрали весь необходимый капитал?
– О да, конечно.
Чарли ощутил тяжесть бумажника, лежавшего во внутреннем кармане – набитого, пухлого, будто это не бумажник, а целый чемодан. В нем было восемьсот сорок девять долларов наличными (Чарли в жизни не держал в руках столько денег) и еще чек на три тысячи долларов, выписанный миссис Амелией Хукстраттен из города Петерскилла, штат Нью-Йорк.
– Наш самый крупный инвестор – весьма почтенная дама из графства Вестчестер.
– Из графства Вестчестер? – В голосе Уилла вновь зазвучали живые нотки, а лицо просияло, преображенное улыбкой. – Но мы сами оттуда… Вы ведь знаете Петерскилл, не правда ли?
– Вот это совпадение, – в свою очередь изумился Оссининг. – Ну и ну. Бывает же. Наш инвестор… я хотел сказать – наш самый крупный инвестор – тоже живет в Петерскилле. Вы знаете миссис Хукстраттен?
Небеса разверзлись, зазвенели фанфары. Возгласы радостного изумления заставили умолкнуть и оглянуться не только пару за соседним столиком, но чуть ли не половину вагона-ресторана.
– Амелию Хукстраттен? – воскликнул Уилл Лайтбоди. – Знаем ли мы Амелию Хукстраттен?
Супруги обменялись заговорщическими взглядами; Элеонора даже отложила вилку, глаза ее заискрились.
Чарли уставился на них с недоуменной улыбкой. Пожилой усатый джентльмен беззастенчиво разглядывал их со своего места. Мерно, успокаивающе постукивали рельсы.
На сей раз глуховатый голос Уилла прозвучал удивительно четко:
– Амелия – ближайшая подруга моей матери. А вы спрашиваете, знакомы ли мы с ней! – Он рассмеялся и тут же закашлялся.
На душе у Чарли стало очень хорошо, просто замечательно. Оборотная сторона его карточки (рано или поздно супруги Лайтбоди непременно туда заглянут) гласила: «Небольшие пакеты акций предоставляются респектабельным инвесторам» и сообщала почтовый адрес в Манхэттене. Пока нужды в финансировании не было, однако создание «Иде-пи» потребует огромных затрат (во всяком случае, так утверждал Бендер), и новые инвесторы не помешают.
Чарли покончил с бутылкой вина, продолжая приветливо улыбаться своим новым знакомым – этим милым богатым людям; он прямо-таки ощущал источаемый ими запах денег, как хорек чувствует запах куропатки. Да, они очень симпатичные – эти супруги Лайтбоди из Петерскилла, штат Нью-Йорк. Петерскилл. Город – настоящее золотое дно. Может быть, открыть там завод по производству хлопьев? Кажется, в Буффало такой уже есть. Оссининг собрался провозгласить тост за здоровье своих попутчиков: у него шампанское, у них водичка, почему бы не чокнуться? Но тут снова появился официант с подносом на плече и торжественно, словно это был дар султана Марокко, поставил перед Чарли первое из мясных блюд – огромную тарелку, на которой возлежала роскошная свиная отбивная, мирно покачивающаяся в волнах собственного кроваво-красного сока.
Глава третья
Антиалкогольный эликсир «Белая звезда Сирса»
Уже давным-давно в вагоне-ресторане была вымыта последняя тарелка, выключены все плиты и подметены полы, уже давным-давно измотанные за день проводники забылись беспокойным сном, а Уилл Лайтбоди лежал на своей полке в темном купе и смотрел на проплывавшие за окном бескрайние поля восточного Огайо. Элеонора, по ее настоятельному требованию, занимала отдельное купе, правда сообщающееся с мужниным. Дома они по-прежнему спали вместе. Да, они спали в одной кровати – старинном ложе с пологом на четырех столбиках, которое прабабушка Уилла привезла с собой из Борнемута и на котором, не испытывая ни малейшего неудобства, могло бы поместиться одновременно человек шесть, да еще осталось бы место для пары собак. Но с тех пор как Элеонора потеряла ребенка, а желудок Уилла покой, супруги почти не занимались сексом. Сначала Уилл пытался протестовать, но жена ссылалась на свое – и его – нездоровья. Кроме того,добавляла Элеонора, когда мы окажемся в Санатории, у нас не будет бремени (и желания) для подобного рода времяпрепровождения.Доктор Келлог, судя по всему, относился к сексу с решительным неодобрением.
Лайтбоди закрыл глаза. Он надеялся, что мягкое покачивание поезда убаюкает его, как младенца в колыбели, но сон все равно не приходил. Уилл так устал, что даже не пытался заставить себя уснуть. Это все, конечно, его желудок. Тот горел огнем, и боль расцвечивала жгучими красками пеструю палитру бессонницы. А в желудке, на самом его дне, лежал тост. Безобидный кусочек хлеба, обжаренный с обеих сторон. Но Уиллу казалось, что он не тост съел, а выпил залпом мензурку с соляной кислотой, которая сначала обожгла миндалины, а потом запалила его тело и изнутри. Не удивительно, что Элеонора пожелала спать отдельно – он, Уилл, распространяет вокруг себя ядовитые волны болезни, тело его сотрясают конвульсии, постельное белье скручивается жгутом, словно веревка палача… Господи Боже, хоть бы несколько мгновений спокойного забытья…
Уснуть – пусть всего лишь на часок. И еще съесть что-нибудь такое, что пройдет по пищеводу мягко и не растревожит измученное тело спазмами, не заставит желудок недовольно бурчать и изрыгать газы. В вагоне-ресторане Уилл смотрел на устриц, которых поедал Чарли Оссининг, на рыбные и мясные блюда. От обильного слюноотделения сводило челюсти – чего бы только Лайтбоди не отдал, чтобы позволить себе съесть все эти вкусности. Но приходилось довольствоваться тостом, да и тот оказался для желудка хуже яда. Доктор Бриллинджер, терапевт матери Уилла, – врач, пользующийся у жителей Петерскилла безмерным уважением, – сказал, что это нарушение пищеварения, и выписал ипекакуановые капли, «Знаменитые горькие пилюли Хостеттера», «Безопасную микстуру Уорненра» и касторку. Уилл, как идиот, перепробовал всю эту дрянь, запивал микстурами и настойками каждую сосиску и каждый маринованный огурчик, пока не проспиртовался насквозь – ведь все эти лекарства, разумеется, были на спирту. Прежде чем Уилл сообразил, в чем дело, алкоголь стал ему необходим, и в какой-то момент (Элеонора тогда в первый раз поехала в Санаторий) вдруг оказалось, что почти все время он просиживает в барах, запивая виски пивом, а чтобы не терзаться голодом, время от времени съедает крутое яйцо. Это было началом конца.