Дорога шамана

Хобб Робин

– А у семьи Спинка денег нет. Что станет с ним?

Капитану Моу пришлось откашляться.

– Ему придется начать свой путь с рядового. Пойдет в армию простым солдатом, однако он сын офицера. Возможно, благодаря своим талантам он сумеет сделать карьеру. Или нет. Армия всегда дает способным людям шанс пробиться. Далеко не все офицеры имеют благородное происхождение. Некоторые поднимаются из самых низов.

– И на это уходят годы жизни, сэр.

– Да, тут ты прав. Так было всегда.

Я сидел и смотрел на человека, которым еще недавно так искренне восхищался. Он лично поздравил меня за решение поставленной перед всеми кадетами задачи и обещал дать рекомендацию в разведчики. Вот и все, что он мог мне предложить. Я стану командиром

без солдат, офицером, который всегда остается в одиночестве. И я подумал о разведчике Вакстоне, его грубоватых манерах и старой, потертой форме. Мой отец пригласил его за стол, но не представил матери и сестрам. Вот какая судьба ждет меня. Все решено – на большее я не способен. Я не могу заставить их разрешить мне и дальше учиться в Академии. Я старался изо всех сил, мне удалось успешно пройти все испытания. И все же меня исключат, поскольку старая аристократия опасается, что король наберет слишком большую силу.

Я осмелился задать вопрос:

– А если я расскажу обо всем, что мне стало известно? Моу печально посмотрел на меня.

– А теперь ты говоришь как Тайбер. – Он покачал головой. – Тебе никто не поверит, Бурвиль. Ты будешь выглядеть жалким, и все решат, что ты пытаешься оправдать свой провал. Уйди тихо, мальчик. Есть куда более страшные вещи, чем исключение из Академии. Ты получишь хорошие характеристики. Тебе не придется возвращаться домой с поджатым хвостом. Ты можешь отправиться отсюда на восток, на одну из застав. – Он неожиданно наклонился ко мне и попытался улыбнуться. – Обдумай мои слова этой ночью. И возвращайся завтра утром, чтобы сказать, что ты хочешь стать разведчиком. Я предприму определенные усилия, и тогда в твоих бумагах так и будет написано, без упоминания об отчислении.

Он ждал моего ответа. Я мог бы сказать ему спасибо. Мог бы попросить время на размышление, но я промолчал.

– Ты свободен, кадет Бурвиль, – едва слышно проговорил капитан Моу.

И я услышал в его словах приговор. Встал и, не глядя в его сторону, вышел из кабинета и из здания, куда еще недавно с таким удовольствием ходил на занятия, в холод Темного Вечера. Сегодня в Старом Таресе люди будут праздновать самую длинную ночь года. А завтра во время завтрака они обменяются добрыми пожеланиями, как это всегда делается в первый чуть более длинный день начавшегося года. Еще до конца этой недели Гордец и я двинемся домой. Годы, потраченные отцом на мою подготовку, потрачены напрасно. Обещанное мне золотое будущее обратилось в крах. Я подумал о Карсине, и мои глаза наполнились слезами. Она не будет моей. Ее отец никогда не отдаст дочь в жены разведчику каваллы. И я вдруг понял, что умру бездетным, а дневники солдата, которые я буду отправлять в дом брата, останутся историей, лишенной окончания.

ГЛАВА 21

ПРАЗДНИК

Карнестон-Хаус опустел. Несчастный капрал-кадет сидел за столиком сержанта Рафета. Наверняка его наказали за какой-то проступок и оставили на ночное дежурство, чтобы даже наш мрачный сержант Рафет смог принять участие в празднике. Когда я проходил мимо, капрал бросил на меня тоскливый взгляд. Однако у меня не хватило сил, чтобы хоть немного ускорить шаг. В казарме царила непривычная тишина.

В нашей спальне я обнаружил следы поспешных сборов. Никто не стал меня ждать. Они умчались, чтобы провести в городе ночь свободы, даже не вспомнив о Неваре Бурвиле. Я подозревал, что на стоянке не осталось ни одного наемного экипажа, и даже если бы у меня и возникло желание отправиться в город, было уже слишком поздно. Но мне хотелось есть. Я решил прогуляться пешком до ближайшей таверны. А потом вернусь в спальню и залезу под одеяло, только я очень сомневался, что смогу уснуть.

Когда я просунул руку в рукав шинели, из него выпал листок бумаги. Я поднял его и увидел свое имя, написанное торопливым почерком Спинка. Развернув листок, я уставился на страшные слова, которые окончательно определили мою судьбу.

«Я

отправляюсь на встречу с Эпини. Это не моих рук дело, Невар. Она прислала мне записку, где сообщает, что будет ждать меня на лужайке возле Большой площади, поскольку хочет отпраздновать Темный Вечер вместе со мной. Я знаю, что поступаю как глупец, отправляясь на эту встречу, ибо теперь твоя тетка будет окончательно настроена против меня. Но я боюсь оставить Эпини одну на темных улицах Старого Тареса». Под запиской стояла кривая буква «С».

Смяв листок, я сунул его в карман. Теперь я должен отправиться в центр Старого Тареса, даже если мне придется проделать весь путь пешком. В противном случае после вечера, проведенного наедине со Спинком, репутация Эпини будет окончательно погублена. Я сомневался, что мое присутствие сможет хоть что-то исправить, но решил сделать все от меня зависящее. На следующей неделе Спинка вместе со мной исключат из Академии. А если Эпини проведет вечер с кадетом, отчисленным с первого курса, это будет полнейшей катастрофой. Я вытащил из тайника припрятанные деньги и вышел из спальни. Уже сбегая по ступенькам, я обмотал шею шарфом.

Никогда еще дорога от дверей казармы до стоянки экипажей не казалась мне такой длинной. Как и следовало ожидать, все экипажи были разобраны, но предприимчивый мальчишка с запряженным в легкую повозку пони терпеливо поджидал запоздалого клиента. Пони был пятнистым, а повозка пахла картофелем. Будь у меня выбор, я бы никогда не согласился в нее сесть. А теперь, когда мальчишка потребовал непомерную плату, я лишь молча протянул ему деньги и уселся рядом с ним на убогое сиденье. Мы поехали по холодным улицам. Пони неторопливо трусил вперед, ледяной ветер обжигал уши. Я поглубже надвинул шляпу и поднял воротник.

Чем ближе мы подъезжали к центру Старого Тареса, тем ощутимее становилась царившая вокруг атмосфера праздника. На обычно пустых в это время года и суток улицах сейчас было полно людей. В окнах и возле дверей висели светильники, украшенные вырезанными из цветной бумаги таинственными и сладострастными эльфами и феями, которые в эпоху старых богов любили резвиться в лесах и полях. Перекрестки были забиты пешеходами, и с каждым оставленным позади кварталом их становилось все больше. Казалось, все жители Старого Тареса двигаются в одном направлении. Задолго до того, как мы добрались до Большой площади, я услышал шум огромной толпы и увидел отблески света в ночном небе. До меня долетали ароматы готовящейся пищи, звуки каллиопы* соперничали с пронзительным сопрано, певшим об утраченной первой любви. Когда наша повозка в третий раз застряла между стоящими экипажами, я прокричал мальчишке, что дальше доберусь сам, и соскочил на мостовую. [2]

2

Клавишно-духовой музыкальный инструмент наподобие парового органа. Традиционно используется в цирках и балаганах.

Пешком продвигаться получалось немного быстрее. Вокруг бурлила толпа, и несколько раз она просто подхватывала и несла меня, не оставляя мне возможности шагнуть в сторону. Многие люди были в масках и париках. Золотые цепочки из бумаги и стеклянные драгоценности сверкали на шеях и запястьях. Некоторые так густо наложили на лицо краску, что от нее отражался свет. Я видел самые разнообразные костюмы или их отсутствие. Полуодетые мускулистые молодые люди в масках развлекались, делая непристойные предложения как женщинам, так и мужчинам, что вызывало у окружающих веселый смех. Попадались и женщины с обнаженными, несмотря на холод, руками и грудями, торчащими из вырезов платьев, точно грибы изо мха. На них были маски с роскошными алыми губами, высунутыми языками, изогнутыми бровями и миндалевидными отверстиями для глаз. Меня непрерывно толкали, и в какой-то момент мне стало казаться, что я застрял в болоте.