Дорога смерти
Шрифт:
– Ладно, – вздохнул Бегин. – Давайте копать шире. В радиусе пятидесяти километров оттуда целая сеть придорожных заведений. Кафешки, магазины, заправки. Озадачим участковых, пусть помогают. Нужно изучить личности сотрудников этих заведений. Судимые, подозрительные, те кто проходил по оперативным донесениям и наводкам.
Лопатин кивнул тем, кому считал должным поручить это.
– А еще я думаю по поводу похищенной электроники, – продолжал Бегин. – Старый мобильник, дешевый планшет… Это явно не стоит того, чтобы убивать. Пара прогулок по темным улицам, и навар
– Но факт остается фактом, – ввернул Лопатин. – Думаете, они их берут, чтобы нас запутать как-то? И потом просто выбрасывают?
– Может быть, – Бегин поколебался, перед тем как продолжить. – Или здесь что-то другое. Например, в качестве своеобразного трофея.
Он заметил, как некоторые опера переглянулись. Очевидно, решили, что у следака не все дома, раз он бредит, словно насмотрелся американское кино про маньяков.
Бегин не бредил. С таким он уже сталкивался.
Глава 4
Лопатин работал в УВД до позднего вечера. На завтра решено было назначить пресс-конференцию по убийствам, так как столичная пресса буквально атаковала специалистов по связям с общественностью в главке МВД и в ГУВД области. Общаться с журналистами решил сам Лопатин. Но руководство, позвонив под вечер, настоятельно порекомендовало пригласить и Бегина. «Мы должны показать, что наши ведомства работают рука об руку, вместе, ноздря в ноздрю. Перетягивать сейчас одеяло на себя – не самая хорошая идея», – услышал Лопатин из динамика рабочего телефона.
Эта перспектива ему не нравилась. На то были свои причины. Причин было много. Домодедово – не настолько большой город, и многие вещи, происходящие здесь, во что бы то ни стало должны сохранить свой статус внутренних процессов. Бегин угрозы не представлял, по крайней мере пока. Но за последние два дня полковник услышал сразу несколько «звоночков» со стороны пришельца, которые ему не понравились.
Чего стоит хотя бы отказ поселиться в гостинице, которой управлял осведомитель Лопатина. А номер был нашпигован качественной прослушивающей аппаратурой – чувствительной, с шумоподавлением и прочими наворотами. И все коту под хвост. Переживать пока было не из-за чего. Но как шеф УВД города Лопатин должен был всегда контролировать ситуацию. Если бы не эта привычка, он не стал бы тем, кем стал.
Поэтому, когда Лопатин наконец спустился вниз и, кивнув водителю, уселся на заднее сиденье своего дорогого служебного авто, он достал сотовый и набрал знакомый номер. Автомобиль вырулил с просторной территории внутреннего двора управления и взял курс на юг, к коттеджу полковника.
– Это я, – сказал Лопатин. – Как ты? А, ну хорошо. У меня к тебе дело есть. Нам тут человечка из центрального СК прислали… В курсе уже? Это хорошо. Можешь узнать за него по своим каналам. Да что всегда. Кто такой, с чем его едят. Что, зачем и когда.
Услышав ответ, Лопатин сообщил, что будет ждать звонка, и отключился.
***
Огонь, извиваясь клубком обжигающих змей, трещит лишь в метре от его головы.
Боль пронзает все тело. Он пытается привстать, но сломанная в предплечье рука лишь шмякается об ламинат и запрокидывается в сторону, скользя по заливающей пол крови. Он пытается подтянуть правую ногу, но сломанное колено не оставляет никакого шанса. Пытается овладеть второй. Бесполезно – перебитые воспаленные нервы не дают подчинить эти двадцать килограммов кости и плоти своей воле. Нога, живя собственной жизнью, бьется в непроизвольных конвульсиях. Агония такой силы, что от каждого удара по полу ломаются ногти.
В невидящих, разбитых и залитых кровью глазах стоит картина, которую он видел перед тем, как утратил возможность видеть. Животное с золотыми резцами на верхней челюсти, скалясь, склоняется над распластанной на полу Леной и тянет к ней покрытую синими узорами костлявую лапу. Тянет к ее груди. Лица Лены он не видит – ее голову загораживает проклятая тумбочка. Из-за тумбочки, петляя, как горный серпантин, выползает змеей струйка багровой крови.
ЛЕНА?!
Полыхающий мозг, близкий к полной отключке от болевого шока, не соображает уже ничего. Мозг агонизирует от боли, о существовании которой никогда раньше даже не догадывался.
Струи крови заливают лицо, стекая из разбитого черепа по волосам и коже лба, по рассеченным до кости бровям прямо в глаза. Он не видит ничего. Но инстинкты еще работают. Он знает, где он. И знает, кто рядом. Он даже чувствует жар, который все ближе и ближе.
НЕТ! ЛЕНА!
Он пытается кричать. Но эти слова рёвом звучат лишь в его голове. Изо разорванного рта вместе со струей крови и двумя выбитыми зубами вырывается лишь животный, словно потусторонний, бессвязный хрип. Кровь смешивается со слюной и пузырится, капая на костлявую изувеченную переломанную руку, которую он уже не чувствует.
ЛЕНА! НЕТ!
Жар все ближе. Начинаются плавить волосы. Несмотря на боль во всем теле, от разбитой головы до переломанных ног, он чувствует огонь воспаленной кожей. И его накрывает такая волна первобытного ужаса, что из груди вырывается истошный звериный вой…
…Из кошмара Бегина выдернуло так сильно, что он упал с промокшей насквозь от его холодного пота кровати на пол.
Из груди отбойным молотком рвалось сердце. Бегин машинально отшатнулся, отползая назад, пока не уперся спиной в холодную стену. Его глаза дико вращались, натыкаясь то на старую кровать, то на рассохшееся сквозящее окно без штор, то на покосившийся древний шифоньер. Он был на холодном полу – один в погруженной в полумрак комнате, в которую через мутное заляпанное оконное стекло заглядывал далекий безразличный полумесяц.