Дорога соли
Шрифт:
Вдруг ее взгляд привлекло нечто непонятное. Вдали что-то мелькнуло, в тусклой палитре серо-бурого пейзажа возникло новое пятно. Мариата увидела верблюда и застыла на месте как громом пораженная. Не веря собственным глазам, она смотрела на него, и ей казалось, что жара выделывает с ней фокусы, всему виной игра раскалившегося воздуха, света и тени. Но нет, сомневаться не приходилось. Вот настоящий верблюд, и движется так же неторопливо, опустив голову, словно ищет, что бы такого здесь пощипать. Когда он приблизился, она разобрала и другие подробности: красно-синие полосы яркой попоны, черные бурдюки, белые мешки с рисом и мукой, вязанки соломы. Да это тот самый вьючный верблюд, принадлежавший Атизи, сыну Байе. Потрясенная
Она прижала амулет к губам и прошептала:
— Благодарю тебя.
При этом женщина и сама не вполне понимала, к кому обращалась. То ли к Тин-Хинан, то ли к духам пустыни. Может быть, она, сама того не подозревая, все это время шла по следу животного, или невидимые силы толкали их обоих в одном и том же направлении, но теперь это уже не важно. Она дочь пустыни, которая спасла ее.
Откуда только силы взялись! Мариата поддернула платье и прибавила шагу, стараясь держаться так, чтобы верблюд ее не заметил. До него оставалось уже около ста ярдов, как вдруг она увидела рядом с верблюдом еще одну фигуру. Мужчина… Нет, скорее мальчик. Несмотря на жару, озноб пробежал по ее спине.
Мариата решительно зашагала вдогонку и крикнула:
— Эй ты!
Мальчишка совсем тоненький, на худом лице сияют огромные глаза. Увидев ее, он так и застыл, потрясенно вытаращив на нее белки глаз, сверкающих на физиономии, столь же темной, как и окружающие скалы.
— Это мой верблюд!
Мальчишка вскарабкался на шею верблюда так же шустро, как крыса на скалу, устроился между мешков с провизией и погнал животное прочь.
— Нет!
Мариата побежала было вслед, но с ее животом особо не разгонишься. Острые камешки больно впивались в подошвы, ноги подворачивались на обломках покрупней.
— Стой!
Но верблюд, быстро перебирая длинными ногами и качая из стороны в сторону головой, уносился с такой скоростью, будто за ним гнались африты.
Мариата кричала, пока не охрипла, но все без толку. Скоро верблюд с мальчишкой превратились в маленькое пятнышко, хотя пыль, поднятая бегом животного, все еще висела в воздухе, отмечая его путь. Расстроенная Мариата глубоко вздохнула. Неуклюжая и неповоротливая слониха, вот она кто! Упустила!.. Теперь они уже совсем далеко. Злясь на себя не меньше, чем на маленького воришку, Мариата пошла по следу. Где-нибудь они обязательно остановятся рано или поздно. Мальчишка, похоже, харатин или сын иклана, отлынивающий от своих обязанностей. Если селение не очень далеко, то она проявит великодушие и не станет требовать возмещения за кражу и за то, что ей пришлось шагать пешком одну-две мили. В конце концов, можно будет позволить себе проявить щедрость. Ведь ее наверняка встретят с гостеприимством, угостят чаем и вкусной едой. Когда здешние жители узнают, чей это верблюд, услышат о благородстве ее родословной, они, скорее всего, зарежут козу или даже овцу, чтобы оказать ей честь. У Мариаты поднялось настроение, она шагала широко, с высоко поднятой головой. Всякий раз, когда горизонт перечеркивал горный отрог, она карабкалась на него, ожидая, что на другой стороне ее ждет стоянка или селение, оазис со свежей водой, улыбающиеся женщины и почтительные мужчины с закрытыми лицами. Может быть, они направляются на юг и дойдут до Хоггара. Тогда Мариата могла бы двигаться вместе с ними.
С такими вот приятными мыслями, роящимися в голове, она и шла. Летели часы, но ни мальчишки, ни верблюда не было и в помине, только следы на земле в виде сдвинутых в сторону камней и кое-где на песке раздвоенные следы животного. Местность больше не выглядела враждебной. Женщина даже научилась видеть суровую красоту в этом пейзаже, усыпанном рытвинами, камнями и скалами, любоваться переменами, происходящими перед ее глазами. Под лучами солнца, клонящегося к горизонту, серая или бурая земля вдруг окрашивалась позолотой, как шкура газели, потом становилась пурпурно-алой, напоминая
«Где же все остальные члены племени?» — удивленно подумала она.
Сощурив глаза в быстро наступающих сумерках, Мариата не увидела и стада, необходимого для пропитания кочевников. Рядом с шатрами бродили несколько коз и один-единственный верблюд. Может быть, эти люди — разбойники или изгои? Не найдя ответа, она замедлила шаг.
Вдруг раздался дружный собачий лай. Псов было не меньше полудюжины. Эти бродячие шавки исхудали так, что ребра торчали. Годы беспорядочного скрещивания и дурного питания не способствовали улучшению их нрава, и к гостеприимству по отношению к пришельцам они приучены не были. Мариата испугалась и отступила. У нее в племени были охотничьи собаки, откормленные, красивые животные, которые не отходили от ног хозяина, а вот люди кель-теггарт едва сводили концы с концами и не могли позволить себе кормить стаю одичавших собачонок.
Собаки тем временем приближались, угрожающе опустив морды к земле. Мариата не могла сдвинуться с места. Вдруг она наклонилась, схватила камень и швырнула в ближайшую шавку. Тот попал ей прямо в шею, и животное с визгом упало на спину. Мариата набрала еще несколько камней, бросила и угодила в середину стаи. Собаки заплясали на месте, не решаясь двигаться дальше. Яростный лай усилился, но твари больше не приближались.
Наконец из одного шатра вышел человек, высокий и худой. Кожа его была черна как ночь.
«Иклан», — с облегчением подумала Мариата.
— Отгони собак! — повелительно крикнула она.
Там, где есть рабы, найдутся и хозяева.
Но этот мужчина смотрел на нее подозрительно. Он прикрикнул на собак, и те побежали к нему, на бегу оглядываясь, словно опасаясь очередного меткого камня. Собачий лай заставил выйти на воздух и остальных обитателей шатров. Нет, хозяев здесь что-то не видно. Лишь какой-то сброд. Лица у всех открыты. Понятно, это баггара, странствующие нищие, грязные оборванцы, изгнанные из нормального общества и кочующие по пустыне. Видно было, что они влачат жалкое существование. Мариата узнала среди них и мальчонку, угнавшего вьючного верблюда. Человек, который призвал собак к порядку, нырнул в шатер. Через несколько секунд вместе с ним оттуда появился еще один мужчина, за ним женщина, на руках которой был грудной ребенок. Все они стали всматриваться туда, где на фоне скалы виднелся силуэт незваной гостьи. На мгновение взгляды женщины с ребенком и Мариаты встретились. Грудь беглянки вдруг пронзило сочувствие, настолько осязаемое, словно между нею и этой вот матерью протянулась тугая струна, по которой, словно бусинка, скользнула к ней душа туарегской принцессы.
Вдруг женщина пронзительно завизжала:
— Это злой дух, который забрал моего мальчика!
Она выскочила из-за ограждения, лицо ее было искажено яростью и болью. Мариата увидела, что руки и ноги ребенка безвольно повисли и раскачиваются в такт движениям женщины. Вдруг, сама испугавшись этой мысли, она поняла, что ребенок мертв. Его мать приняла ее, в хрупкие сумерки неожиданно явившуюся из пустыни, за джинна. Ведь как раз в это время и выходит из своих обиталищ воинство Кель-Асуфа.
Мужчины догнали и остановили убитую горем мать, которая не успела приблизиться к Мариате. Один из них взял у нее тело ребенка и зашагал обратно к шатрам. Она, словно не в силах расстаться с ним, спотыкаясь и вытянув руки, побрела следом. Второй мужчина стоял неподвижно, не отрывая глаз от Мариаты.
— Я не джинн! — крикнула она, но слова в пересохшем горле прозвучали каким-то странным, сверхъестественным, скрежещущим шепотом.
Услышав ее голос, мужчина сразу схватился за свои амулеты.