Дорога в Ауровиль
Шрифт:
Мы покупаем по бутылке пива и просим их открыть. Продавцы делают страшные глаза, заворачивают бутылки в газеты и открывать категорически отказываются. Магазины и тротуары на улице забиты прячущимися от дождя людьми – они все, как один, смотрят, как мы сами открываем эти бутылки, садимся на корточки около магазина и пьем пиво, пытаясь не попасть в поле зрения полицейского, стоящего неподалеку в своей красной французской шапочке. Для них это – событие, которое будет обсуждаться целый день со знакомыми и родными.
Дождь наконец прекращается. Улицы опять заполняются людьми. Суета, прерванная ненадолго, возобновляется. Снова кажется, будто находишься в центре нескончаемого водоворота – только теперь люди, автомобили и черно-желтые рикши слегка дрожат и переливаются, преломляясь во влажном, насыщенном испарениями воздухе.
Я сдаю чистый, вымытый дождем скутер. Хозяин радуется, как ребенок. Он, по-моему, уже давно потерял надежду увидеть вновь свою машину.
Мысленно прощаюсь с малиновой «Хондой». За два месяца я успел сродниться с ней. На память на большом пальце правой руки у меня осталась крупная плотная мозоль.
А вечером мы сидим у Тани на веранде. Я говорю о том, как мне не хочется уезжать, а все меня утешают и желают скорейшего возвращения – таким тоном, словно речь идет о скорейшем выздоровлении.
Автобус останавливается около ченнайского аэропорта. До отлета еще уйма времени, но я бегом устремляюсь к зданию, завидев приближающуюся черную тучу. Предчувствия меня не обманули – как только я вошел в вестибюль, пошел дождь.
Народу на рейс немного. Пестрая компания сидит в курилке и обсуждает, естественно, странную погоду. С пыльными рюкзаками и гитарами – это те самые путешественники, бесчисленное множество которых бороздит Индию вдоль и поперек, опьяненные ароматом свободы, источаемым этой страной. Сбежав из своих богатых европ и америк, они колесят по нищей Индии, потому что в один прекрасный день обнаружили, что кроме богатства и чистоты, есть еще какие-то вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Что хрустальные клетки, где они жили всю жизнь, построены на моральных догмах, главная задача которых – заставить людей строить эти клетки. Что догмы эти заменяют людям порой самые простые человеческие радости – например, войти в аэропорт в шлепанцах.
В самолете я все время поглядываю в окно, но ничего, кроме плотного слоя облаков, не вижу. Только перед самой посадкой в них появляется небольшой просвет, в котором можно разглядеть тонкую полоску пляжа.
Гоанский аэропорт Даболим. Небольшая площадь под крышей, куда подъезжают таксисты, а за ней льет дождь, которому конца не видно. По дороге движется широкий пузырящийся поток воды.
В целях экономии я планировал ехать в Мандрем на автобусе, однако сейчас и речи не может идти о том, чтобы добежать до остановки.
Знакомлюсь с молодыми ребятами из Швеции – они едут в Арамболь – и сажусь вместе с ними в такси.
Быстро темнеет. Дождь то прекращается, то начинается снова. Лобовое стекло потеет, и водитель остервенело трет его рукой. Тропики или средняя полоса России – любое окружение становится однообразным в ночном дожде.
Водитель вдруг резко тормозит. Прямо на дороге стоит голый по пояс пьяный человек, весь разрисованный краской, которая под струями дождя стекает по его телу разноцветными ручейками. Он размахивает руками, в одной из которых сжимает поблескивающую в темноте бутылку.
– Холи [31] ! – радостно кричит водитель и давит на клаксон. – Сегодня Холи! Хэппи Холи!..
Дождь прекратился, когда мы приехали. Я выгрузил чемодан на мокрый песок. Такси развернулось и исчезло среди деревьев.
«Санесет» казался вымершим. Во всех окнах темно. На столах во дворе после дождя блестели мокрые капли.
Я втащил чемодан на крыльцо и вдруг обнаружил спящего на циновке у входа человека. Он открыл заспанные глаза. Молодой парень лет двадцати с удивлением смотрел на меня.
31
Холи – ежегодный праздник весны. Один из самых ярких и безумных праздников в Индии. В этот день все обсыпают и обливают друг друга разноцветными красками.
– Привет! – говорю. – А где все? Ксюша где?
– Не знаю, – ответил он. – Я сам только что приехал.
– Откуда?
– Из Москвы.
– Ну и как там?
– Холодно, – сказал парень и почему-то поежился. – Думал, приеду, буду загорать. А тут дождь идет.
– Надеюсь, что ненадолго. Не сезон сейчас для дождей.
Я посмотрел на залитую водой аппаратуру в открытом чилл-ауте. Похоже, для хозяев дождь тоже был неожиданностью.
– Телефон есть? – спросил я. – А то моя симка здесь не берет.
Парень достал трубку и протянул мне. Я набрал номер Ксюши.
– Привет! – услышал я знакомый хрипловатый голос. – У вас дождь идет?
– Уже нет, – ответил я.
– А здесь льет, как из ведра. Приеду, как только перестанет – неохота мокнуть. А ты пока располагайся. Там в свободных комнатах ключи в дверях торчат.
Еще пять дней в «Сансете» в веселой компании пролетели незаметно. Дождей, к счастью, больше не было, и я вовсю наслаждался ласковым морем, которое здесь, конечно, намного лучше, чем на восточном побережье.
Но странное дело – в Гоа мне совсем не хотелось оставаться. Другое дело – снова вернуться в Ауровиль. Там у меня в последние дни появилось ощущение сродни чувству призывника перед отправкой в армию. Здесь же все было комфортно, приятно, расслабленно и… совершенно бессмысленно. Я даже с трудом находил, о чем можно разговаривать с симпатичными, на самом деле, ребятами, меня окружавшими. Дни сменяли друг друга – похожие, как близнецы.
Попутчики в самолете произвели еще более скучное впечатление. Сидевшая рядом со мной женщина рассказывала мне про достоинства и недостатки отеля, в котором она жила, о диких и некультурных индусах, и страшно удивлялась, как можно ездить по Индии в одиночку, без гида и туристической путевки.
И вот – Москва. Жена с сыном в толпе встречающих вглядываются в лица выходящих в зал ожидания туристов. Я уже совсем близко, но меня они не признают. Машу рукой почти у них перед носом. «Ну, наконец-то! Приехал! Загорел-то как!..»
Мы идем вдоль бесконечных стоек регистрации. Я все еще в шортах и в майке (хорошо, что не в шлепанцах!) Проходящие мимо люди, все, как один, поглядывают на меня – такого внимания к своей персоне я не наблюдал даже в индийской глубинке.
В туалете надеваю джинсы, свитер и куртку. Чувствую себя во всем этом отвратительно – наверное, такие же ощущения были у Пятницы, когда Робинзон сшил ему первый костюм из овечьих шкур. Тем не менее все это не спасает от непривычного холода на улице.