Дорога в Ауровиль
Шрифт:
Постепенно вокруг нас образовалась целая кавалькада. Мы выехали на асфальтовую дорогу, окружающую Ауровиль, и остановились.
– Молодец Стефан! – сказала Аня. – Назвал кучу народу. Куда ехать, никто не знает.
Кто-то высказал предположение, что вечеринка проходит в деревне в трех километрах дальше по этой дороге.
– Мне это надоело, – сказал я Саше. – Поеду в Све-Дам. На концерт тамильских барабанщиков.
В Све-Дам рядом со сценой были расставлены столы с напитками и закусками. Концерт уже шел. Совсем молодые ребята, наверное, еще школьники, старательно пытались изобразить какое-то старинное обрядовое действо. На барабанах они играли весьма неровно, да и во всем их выступлении сквозила неуверенность.
Появился Марк. Он стремительно прошелся мимо столов. Схватил стакан воды с сиропом, пару бутербродов и пирожные. Подошел ко мне.
– Что происходит?
– Ансамбль тамильских барабанщиков. По-моему, полная туфта.
– Хочешь, поедем со мной к Джонни? – спросил он, жуя бутерброд. – Ты знаешь Джонни?
Я вдруг вспомнил. Мы видели его на фестивале Ауровиля в Подмосковье. Похожий на старого хиппи человек помогал с обустройством лагеря, организаторы называли его прорабом.
– Это такой человек с бородой, который все время ходит босиком?
– Точно.
– Я его видел в России.
– Не может быть! – удивился Марк. – Он был в России?
– В прошлом году.
– Удивительно!.. Между прочим, здесь у него своя группа – они играют ритм-энд-блюз. Название смешное: «Useless Idlies».
Действительно смешно. Идли – это такие индийские пирожки. «Useless Idlies» – «Бесполезные идли».
По тропинке, уставленной по краям горящими свечами в бумажных абажурчиках, мы дошли до ворот Све-Дам, за которыми выстроилась длинная шеренга мотоциклов. Марк сел на свой «Пульсар» и обернулся ко мне.
– Он живет в Фертиле. Не отставай от меня – там недолго заблудиться, – сказал он и рванул вперед.
В темноте мы прошли через заросли каких-то растений, ориентируясь на мерцающие впереди блики света. Наконец вышли к небольшой лужайке. Посреди нее горел костер. Вокруг на бревнах и скамейках сидели несколько человек. Кто-то лежал на земле, уставившись в бездонное черное небо с россыпью звезд, мерцающих между кронами деревьев. С другой стороны костра светился неяркими огнями широкий фасад одноэтажного дома. Его стены выполняли скорее несущую функцию, нежели закрывали внутренне пространство от постороннего взора. Было видно гостиную и кухню с барной стойкой, плитой, кастрюлями и сковородками.
Джонни пожал нам руки. Представил своим друзьям. Предложил:
– Хотите моего пива?
Он принес два стакана с напитком кисло-сладкого вкуса.
Это, конечно, было не пиво. Такую брагу, я помню, некоторые энтузиасты делали в годы алкогольной дороговизны. Пачка сахара и кусок дрожжей размешивались в трехлитровой банке теплой воды. Затем эта белая мутная жидкость с неделю настаивалась у батареи отопления.
Я сделал пару глотков. Потом незаметно отставил стакан – от такого «пива» у меня совершенно точно заболит желудок.
Впрочем, ни в каком пиве не было нужды. Компания оказалась настолько замечательной, что два часа общения с этими людьми пролетели совершенно незаметно. Со стороны могло показаться, что мы накурились марихуаны, однако на самом деле все были абсолютно трезвыми. Не в первый раз я убедился, что состояния, сродни наркотическому опьянению, можно добиться без всяких стимуляторов – все зависит от людей и окружающей обстановки.
Уже около двух часов ночи я возвращался домой. Дорога была совершенно пустынна, и только около Килапалаяма я увидел первый встречный свет фар. Мы оба сбросили скорость, проезжая лежачих полицейских, и, наконец, поравнялись друг с другом. За рулем сидела испанка. Она пристально посмотрела на меня и поехала дальше.
Матримандир
Анечка ходит на медитацию в Матримандир чуть ли не ежедневно. Саше, по-моему, это немного надоело, но он, тем не менее, каждый раз составляет компанию жене.
По моей просьбе, они записали меня, и вот я еду вместе с ними, чтобы посетить этот, пока еще загадочный для меня храм.
У ворот на скамейке сидит уже знакомая мне хозяйка гестхауса Самасти. Видимо, сегодня – ее дежурство здесь. В руках она держит список, с которым сверяет всех проходящих мимо. Рядом стоит немолодая пара и умоляет впустить их.
– Понимаете, мы завтра уезжаем, а посмотреть очень хочется.
– Мне жаль, но это невозможно. Существуют единые правила для всех, кто хочет попасть в Матримандир.
– Но мы всего один день здесь.
Уговоры не действуют. Стражница непреклонно повторяет:
– Мне жаль.
Пара разворачивается, проходит мимо меня. Мужчина сплевывает и говорит по-русски:
– Козлы! Совок натуральный. Говорил я тебе, не фига в этот Ауровиль ехать! Только время потеряли.
Я подхожу к сидящей у ворот женщине. Она строго, поверх очков смотрит на меня и спрашивает:
– Ваше имя?
– Михаил.
Она улыбается:
– Как Горбачев?
– Абсолютно, – отвечаю я.
Мы с Сашей подходим к камере хранения, чтобы сдать сумки и телефоны. Аня уходит к баньяну, садится под ним и закрывает глаза.
Я неспешно обхожу территорию. Вокруг разбиты газоны, выкопаны небольшие пруды, устроены клумбы с красивыми цветами.
Вдалеке видны хозяйственные постройки. Строительство Матримандира только что завершено полностью… А месяц назад умер его архитектор Роже Анжер. Сделал дело всей своей жизни и умер.
Рядом с Матримандиром – большой амфитеатр из красно-коричневого гранита. В центре него, внизу, на широком конусе из того же гранита, оплетенном спиральной лестницей, высится белая урна, где лежит земля, привезенная со всех концов света.
В амфитеатре перед днем рождения города каждый вечер проходили концерты. Здесь выступал Надака. Пела одна из лучших индийских певиц Лата Мангешкар – «золотой голос Индии», как ее называют. Я вспомнил волшебные ощущения от этих концертов, когда можно просто лечь на гранитные ступени, слушать музыку и смотреть на небо, усыпанное звездами, постепенно растворяясь во Вселенной. Загадку этого гранита мне еще предстоит разгадать: трогаешь его рукой – он кажется прохладным, ложишься – оказывается теплым.