Дорога в бесконечность
Шрифт:
– Что скажешь, Танюша?
– спросила Вика.
– Встретились мы вчера. Извини, но я дала ей твой телефон. Приедешь к ней с сыном?
– Пригласит — приеду, - Таня заволновалась.
– А то у Ромы, получается, есть только мама и отчим. Отец — и тот уехал в дальнюю командировку... как космонавт! А теперь, хоть бабушка будет! А что насчет той девицы, падчерицы?
Вика, вспомнив про Аниту, задумалась. Инга не скрывала ничего, в том числе и симпатии Аниты к Шацкому. И это ее тревожило.
– Не знаю. Ее сейчас волнует два момента: судьба завода... и мой муж.
– Вряд ли стоит переживать, - отметила Таня.
–
В этом Вика была согласна с Таней. Олег явно привык в этой жизни получать все, что хотел.
Чуть позже, позвонив Саше, подруги собрались уходить. Ехать им предстояло в разные стороны. Таня направлялась домой... Лиза и Саша, сдав ей на руки уже спящего Рому, должны были доехать на такси к себе.
– Пойдем, - Танина походка стала менее твердой. Они выпили всего-то по два слабоалкогольных коктейля! Вика не была такой восприимчивой к алкоголю — в юности она училась среди богемной молодежи, да и с Олегом они иногда могли выпить хорошего вина. А вот Таня пила мало и редко.
– Вика, сейчас отправим тебя домой... А я достойно встречу своего полковника!
Таня споткнулась на высоких каблуках и сняла бежевые туфли, ступая на землю босыми ногами. Вика, снисходительно улыбнувшись, взяла ее под руку. Она улыбалась до тех пор, пока перед ними не появился Дмитрий.
Он возник внезапно... Вышел из такси. Холеный, пополневший, одетый у джинсы и рубашку с открытым воротом. Вика поняла — он и раньше был самодовольным, эгоистичным самцом. Даже тюрьма не исправила его, а усилила недостатки. И как они обе могли его любить?!
Дима и раньше понимал, что его женщины неплохо устроили свою жизнь. Еще бы: одна с начальником тюрьмы, другая — с бизнесменом! Он мысленно наложил на них проклятие, что ни одна не родит детей от нового мужа... Но не понимал: это — далеко не самое страшное. У обоих мужчин уже были взрослые дети; далеко не обязательно, что они захотят еще детей от новых жен! Возможно, с них хватит просто взаимной любви и уважения.
Сейчас, он только во второй раз понял, какие обе красавицы — и Таня, и Вика. Первый раз он посчитал их таковыми при знакомстве. А сейчас — испытал к ним жгучую ненависть. Увидев их, таких красивых и веселых, Дмитрий не удержался: ему в голову ударил негатив... и выпитый после работы алкоголь.
– Вот две шлюхи!
– заорал он, показывая на них пальцем.
– Разнаряженные гулящие шлюхи!
К нему уже летел охранник бара. Таня, все еще находясь в алкогольном запале, подняла руку, которой держала туфли.
– Танюша, не надо, - упрашивала ее Вика.
– Он ненормальный! Ну, пойдем быстрее...
Было поздно. Туфли залепили острыми каблуками прямо в глаз Диме. Он упал, зажимая кровь и выкрикивая проклятия. Тем временем, подъехало такси, и женщины уехали.
– Вот с..., - Калинин встал, зажимая окровавленный глаз. К сожалению, видеть он мог теперь только одним — левым. Все бы ничего — в баре его знали, и приняли бы так... Но, на стоянке он увидел, как подъезжает знакомая машина.
– Сволочь!
– Анита подлетела к нему в разгневанном состоянии. Прическа ее растрепалась, грудь рвалась из выреза фиолетового платья.
– Я все понимаю, но... Свою мамку старую без лекарства оставлять?!
– Постой, Анита, - подняв
– Я ничего такого не делал...
– Делал!
– она в исступлении развернула его спиной к себе. Калинин с удивлением понял, что Анита стягивает с него джинсы прямо на улице.
– Что, мало тебе было в тюрьме?! Сейчас вставлю палец, куда надо, а то и всю руку. И ты признаешься, что выкинул ампулы сам, а не несчастная домработница. Нечего свои уродские дела на других валить!
На самом деле, это он обвинил в пропаже домработницу. И лекарства у мамы тоже спрятал он... именно спрятал, а не выкинул. Дело в том, что она получала их раз в неделю. Ежедневно нужна была ампула. Уже два дня Инга не могла их найти... Была надежда, что помрет, наконец.
– Я сама не сахар, - на лице Аниты отразилось омерзение.
– Но, на такое не способна. Я давно общаюсь с твоей матерью. Димка, ты — в сто раз превзошел ее!
В ту ночь Диме пришлось раскопать яму рядом с летней беседкой у их дома. Там, в подземной прохладе, хранились лекарства матери. Инга еще не была при смерти, но уже чувствовала себя плохо. Она обрадовалась, когда выпила ампулу и узнала, что потеряла свой ящичек в кладовке. Ведь завтра она встречалась с Викой и детьми, а также со своим вторым внуком и его мамой...
* * *
– Ну что, ты собираешься рассказывать? Полгода молчания ничего тебе не дали. Кто ты? Где твое командование? К каким войскам принадлежишь? И почему отказался служить в батальоне, когда многие ваши согласились?
Это было три вопроса из множества других, накопившихся у тюремщиков Горгадзе с тех пор, как он попал в западню. Тогда ему повезло — оголтелые в своей ненависти к России и русским, бойцы добровольного батальона убили по дороге всех пойманных ополченцев, кроме него и Сурена, армянина по национальности. Парадокс заключался в том, что, ориентируясь по национальному признаку, они упускали момент, что сами-то больше похожи на русских, чем на тех, кого тогда пощадили. Кстати, насчет предательства русских ополченцев они обманывали: Юрий знал, что никто не согласился. Часть расстреляли сразу, как совсем безнадежных, а над участью остальных командование решило подумать.
Их привезли в тюрьму недалеко от поселка Мартыновский — раньше это была военная часть. Юрий и Сурен вздохнули спокойно, когда поняли, что на запад их не отправят. Все-таки, с востоком этой страны проще — Россия недалеко, к тому же, здесь было немало дружественно настроенного населения. Тюрьма хорошо охранялась, но оставался маленький шанс бежать.
К счастью, разделять их не стали — запихнули в общую камеру, куда позже привезли еще десять человек. Условия, конечно, были жесткие — камера тесная, сырая и холодная, из еды — самый минимум. Особенно было трудно зимой, холод усиливался и есть хотелось еще больше. Многие ребята схватили пневмонию. Горгадзе держался — организм его был на диво крепок, успел закалиться еще больше в походно-полевых условиях. И все это было бы не так страшно, если бы не периодические допросы. От них пытались получить какие-то признания, доказательства, схемы... Предыдущий начальник тюрьмы мучил сидельцев лишением сна, громкой музыкой и другими методами — без побоев. Недавно руководство поменялось, и никто не знал, чего от них ждать. Каждое утро в камерах начиналось с благодарности, что прожит еще один день.