Дорога в Бородухино
Шрифт:
Вера Глебовна очень давно не была за городом. Отпусков она не брала, получая компенсацию, совсем не лишнюю при ее небольшой зарплате. И эта давняя оторванность от природы сейчас как-то необычайно обострила ее восприятие. Лес тут был не тронут войной. Строгий в своем зимнем уборе, он был торжествен и величав. Она смотрела на огромные ели, которые стояли здесь еще до ее рождения и будут стоять после ее смерти, и эта относительная вечность окружающего ее леса умиротворила и успокоила ее. И пропал страх, что она не застанет сына.
Закурив после еды, она огляделась и чуть не вскрикнула - в шагах пяти от нее около небольшой ели лежал убитый немец! Очень молодой, почти мальчик. Видимо, умер он не в агонии, а просто замерз, брошенный своими, поэтому лицо его было спокойно, глаза закрыты. Он словно спал. Те немецкие трупы, в начале дороги, вызывали страх и отвращение... Господи, подумала Вера Глебовна, знала бы его мать, где валяется ее сын, заброшенный в такую даль от своего фатерлянда. И она поднялась, подошла к убитому и, сломав несколько еловых веток, положила ему на лицо - ведь должно же быть какое-то целомудрие в смерти.
Немного постояв, она вернулась на тропку, надела рюкзак и тронулась дальше. Только сейчас вспомнила она про "ахтунг, минен". Сердце заколотилось, и ей пришлось приостановиться, чтоб унять сердцебиение. Сзади послышалось шелестенье лыж, она повернулась и увидела военного в белом полушубке, перетянутом командирскими ремнями и с кобурой на правом боку. Он остановился, оглядел Веру Глебовну и, странно улыбнувшись, спросил:
– Пожалели врага?
– Вы не из Бородухина?
– пропустила она мимо его вопрос.
Военный, в свою очередь, не ответил ей, а повторил:
– Значит, пожалели врага? Я видел, как вы подошли к убитому немцу, наломали веток и прикрыли ему лицо.
– Вряд ли пожалела, но просто было больно смотреть на лицо этого обманутого мальчика.
– Почему обманутого?
– холодно спросил военным.
– А разве он не обманутый?
– Он - враг!
– резко бросил он.
– Вы не ответили мне. Вы - из Бородухина?
– Нет. А вы - туда?
– Да.
– Видно, что не местная. А откуда?
– Из Москвы.
– Из Москвы?
– с интересом спросил военный.- Ну и как там матушка-столица поживает?
– Трудно, но поживает,- сказала Вера Глебовна, доставая табак.
– Возьмите папиросу,- он вынул портсигар и протянул ей.
Заметив, что она задержалась взглядом на портсигаре, небрежно кинул:
– Трофейный. И это трофей,- щелкнул он зажигалкой.- Я слыхал, осенью в Москве был большой "драп"?
– Драпа не было, но многие уехали.
– Зачем вам в Бородухино?
– спросил он.
– Там стоит воинская часть. Я иду к сыну.
– Понимаю теперь, почему вы закрыли лицо немцу,- усмехнулся военный.Представили, что и ваш сын будет так же где-то лежать...
Вера Глебовна отшатнулась.
– Зачем вы так? Это жестоко.
– Война жестока, гражданка... А немецкая армия еще очень сильна.
– Если моего сына убьют, он будет лежать на своей земле, а тот немецкий мальчик...
– Не жалейте этого юношу,- перебил мужчина.- Он ведь лежит победителем, в ста верстах от столицы противника.
– Как-то странно вы говорите,- пристально взглянула на него Вера Глебовна.- Он же убит, этот победитель.
– Да, убит,- пожал плечами мужчина,- но, хочется нам этого или нет, он под Москвой...- Он немного помолчал.- Давайте присядем. Мне интересно, что же в Москве?
– Я тороплюсь.
– Что думают и говорят москвичи?
– уточнил он вопрос требовательным тоном.
– Они думают, что поражение немцев под Москвой - начало конца.
– Ого, не рановато ли так думать? Немцы пока очень сильны.
– Вы что-то часто это говорите,- заметила Вера Глебовна.
– Разве? Нельзя недооценивать врага... Хотите еще папиросу?
– Нет, спасибо. Я должна идти,- она сделала шаг.
– Погодите. А вы тоже так думаете?
– Да,- взглянула она прямо ему в глаза.
Мужчина как-то передернулся, губы скривила усмешка, и он процедил:
– Странный народ русские...- А потом резко, командным тоном бросил: Идите. Только запомните: тот немецкий юноша все же победитель...
Он задрал голову и смотрел на Веру Глебовну, презрительно сощурив глаза, и в последних его словах сквозило чувство такого превосходства, что ее обдал страх, которого она не сумела скрыть. Заметив это, он усмехнулся еще раз и, круто повернувшись и сильно оттолкнувшись палками, поехал обратно, в сторону Малоярославца.
Вера Глебовна растерянно глядела ему вслед, не зная, что и думать, но он очень быстро скрылся за поворотом. Неужели это был немец, подумала она. Да нет, откуда тут немец? Просто неприятный человек, которому захотелось сделать ей больно, а может, испугать. Мало ли на свете плохих людей. Она постояла еще немного, стараясь успокоиться, но лес стал давить на нее, стал страшен, и ей захотелось как можно быстрей выбраться из него, и она пошла по тропке, вглядываясь в даль в надежде увидеть просвет, но его все не было и не было. Идти быстро она могла только на спусках дороги, но за ними следовали подъемы, и довольно крутые, которые ей трудно было преодолевать, а лес все не кончался, и казалось, нет ему ни конца ни края.
Часов у Веры Глебовны не было, и она совсем не знала, сколько времени она идет. Примерно через километр тропка расширилась, перестала нырять из оврага в овраг, и даже стали попадаться небольшие прогалины. На одной из них она увидела лыжные следы, утоптанный снег. Видно, кто-то разворачивался здесь. Она остановилась, огляделась и вдруг увидела на сугробе начертанную, видно, лыжной палкой стрелку и надпись: "На Бородухино", а рядом инициалы "А. Т."! У нее захватило дух. Это Андрей, Андрей! Значит, он тут, ликовала она! Сразу куда-то пропала усталость, и ноги словно сами понесли ее. Она шла, задыхаясь от счастья, а вдоль тропы все время попадались стрелки с надписью "На Бородухино" и инициалы сына.