Дорога в Омаху
Шрифт:
– У кого? У меня?
– Конечно! С какой стати станет он поддерживать такую позицию? Это не сугубо теоретический вопрос – «за» или «против», а сама жизнь. Здесь каждый должен определить свою позицию, а единственная позиция, которую он может занять в этом вопросе, ставит его в невыгодное положение, поскольку приводит к нарушению предусмотренного конституцией баланса сил. Он вынужден будет ввязаться в драку между исполнительной и судебной властями. И в результате все проигрывают!
– Парень, ты наговорил слишком много высоких слов. Знаешь, печеное яблоко, я вовсе не имел в виду его одобрение или неодобрение. Я хотел лишь сказать, что он
– По самым приблизительным подсчетам, речь идет о семидесяти миллиардах долларов, составляющих стоимость оборудования в Омахе, которое он не сможет вывезти оттуда.
– И кто об этом знает?
– Главное контрольно-финансовое управление!
– Надо пошевелить мозгами. По-видимому, придется заткнуть глотки этим ребятам. Я могу это устроить.
– Ты человек относительно новый в нашем городишке, Винсент. Еще до того, как тебе удастся осуществить свой замысел, начнется утечка информации. Семьдесят миллиардов немедленно превратятся в сто и больше, и при малейшей попытке немедленно воспрепятствовать слухам эти цифры возрастут до девятисот миллиардов, и тогда по сравнению с ними потерянные сбережения и займы покажутся мелочью. Поскольку в этих дурно пахнущих документах истца содержится, по-видимому, рациональное с юридической точки зрения зерно, мы все подвергнемся преследованию в судебном порядке по законам конгресса за сокрытие чего-то, о чем мы даже не подозревали на протяжении ста с лишним лет. И все это – в целях политической саморекламы. Более того, несмотря на то, что мы как профессионалы действовали исключительно разумно, нам будут грозить штрафы и тюрьма, не говоря уже о том, что у нас могут еще отобрать служебные лимузины.
– Баста! – завопил Манджекавалло, прикладывая трубку к другому, не столь чувствительному уху. – Это время безумных!
– Добро пожаловать в реальный мир Вашингтона, Винсент!.. Ты твердо уверен, что нет ничего, скажем так, «примечательного» на счету у этих пяти-шести идиотов из Верховного суда? А как насчет черного парня? Он всегда казался мне олицетворением наглости и спеси.
– Он будет делать свое дело, а ты – свое, хотя, возможно, он самый чистый и умный из всех них.
– Ты так считаешь?
– Да. К тому же за него горой стоят эти придурки. Это я говорю на тот случай, если он следующий в твоем списке лиц, заслуживающих самого пристального внимания.
– Знаешь, так оно и есть. Однако ничего личного здесь нет: я же люблю оперу.
– Итак, ничего личного… Что же касается оперы, то она отвечает тебе взаимностью, особенно в лице сеньора Пальяччи.
– Ах, это ты о викингах…
– И о викингах, и о грохочущем на сцене громе…
– А гром-то при чем?
– То есть как «при чем»? Разве не ждем мы все еще известий об этом безумном вожде, называющем себя Повелителем Грома? Только после того, как мы заполучим его, нам удастся покончить с этой ужасной ситуацией.
– Каким образом?
– Выступая в роли главного истца, как выражаетесь вы, он должен будет показаться в Верховном суде со своими поверенными и со всеми документами, которые они смогут представить. Таково правило.
– Совершенно верно, но почему это что-то изменит?
– Предположим, – только предположим, – что этот тип будет вести себя в зале заседаний как пациент психиатрической лечебницы и кричать, что вся эта поднятая им кутерьма не более чем шутка. И что он собрал все эти исторические документы лишь ради того, чтобы выступить со скандальным заявлением. Что скажешь, а?
– Блестяще, Винсент!.. Но как ты устроишь это?
– У меня на службе есть несколько медиков, получающих вознаграждение за свой труд по особой платежной ведомости. Они знают кое-какие препараты, не удостоившиеся одобрения Управления по контролю за пищевыми продуктами и лекарствами. Ну как?
– Великолепно! Но почему ты ничего не говорил об этом?
– Мне надо было сперва разыскать этого сукина сына!.. И еще насчет того, что я ничего не говорил тебе… Прости, печеное яблоко, я перезвоню тебе: замигал мой второй телефон подземной линии связи.
– Не забудь позвонить, старина: я буду ждать.
– Баста, кончим на этом! – Почтенный директор Центрального разведывательного управления, положив одну трубку, тут же взял другую и нажал на две кнопки. – Вас слушают.
– Я понимаю, что не должен лично связываться с тобой, но, учитывая характер имеющейся в моем распоряжении информации, я решил, что ты, пожалуй, ни от кого не согласился бы получить ее, кроме как от меня.
– Кто это говорит?
– Голдфарб.
– Хайми Ураган? Позволь сказать тебе, приятель, что ты был величайшим…
– Прекрати это, глупыш, теперь у меня иная сфера деятельности.
– Да-да, конечно. И все же ты помнишь эти игры семьдесят третьего на Большой кубок, когда ты?..
– Я же участвовал в них, так как же мне не помнить? Но сейчас не до этого. При сложившихся обстоятельствах мы не можем ничего предпринять, не получив от тебя предварительно соответствующих инструкций… Дело в том, что Повелитель Грома ускользнул из нашей сети.
– Что?!
– Я переговорил со всеми членами своей весьма дорогостоящей команды, которой тебе придется платить через какой-то ублюдский мотель в Вирджиния-Бич. Так вот, они единодушны во мнении. Правда, его, по-видимому, трудно разделить, хотя, насколько я могу судить, оно нисколько не хуже любого другого.
– Что ты несешь?
– Этот Повелитель Грома в действительности не кто иной, как снежный человек. Его считают мифическим созданием, будто бы блуждающим по канадским лесам, но на самом деле это живое существо, очень похожее на человека.
– Что?
– Впрочем, имеется еще одно предположение, согласно которому Повелитель Грома не просто снежный человек, а омерзительнейший йети из Гималаев, преодолевший континенты, чтобы наслать порчу на правительство Соединенных Штатов… А теперь – всего хорошего!
Глава 7
Генерал Маккензи Хаукинз, в мятом сером габардиновом костюме, не поддающемся никакому описанию, шел, опустив плечи, по бостонскому аэропорту Лоуган. Он искал мужской туалет. Найдя его, ворвался туда с огромным дорожным мешком и, поставив его на пол, остановился у простершегося вдоль умывальников зеркала и оглядел себя. Двое мужчин в летной форме, расположившись у противоположных раковин, мыли руки.
«Неплохо, – подумал Хаукинз, – если не считать цвета парика: слишком уж он рыжий, и к тому же волосы сзади чересчур длинные».