Дорога в рай (Рассказы)
Шрифт:
– Где нужно знать крыс - так это когда ловишь их в канализационной трубе.
– Ну давайте же, рассказывайте.
– Слушайте. Я расскажу вам.
– Крысолов сделал шаг вперед и заговорил доверительным и конфиденциальным тоном, как человек, разглашающий потрясающую профессиональную тайну: - Прежде всего надо помнить, что крыса это грызун, понятно? Крысы грызут. Все, что ни дайте, не важно
Он говорил мягко, гортанно, точно лягушка квакала, и казалось, что он все слова произносит с каким-то необыкновенным смаком, словно чувствует их вкус на языке. Акцент у него такой же, как у Клода, - сильный, приятный акцент бакингемширской глубинки, но голос крысолова был более гортанным, слова звучали сочнее.
– Спускаешься в канализационную трубу и берешь с собой самые обыкновенные бумажные пакеты из коричневой бумаги, а в этих пакетах - сухой алебастр. И больше ничего. Потом подвешиваешь пакеты к верхней части трубы, чтобы они не касались воды. Понятно? Чтобы воды не касались, но чтобы крыса могла дотянуться до них.
Клод зачарованно его слушал.
– А дальше вот что. Крыса плывет себе по трубе и видит пакет. Останавливается. Обнюхивает его и ничего плохого не чувствует. И что она делает?
– Начинает его грызть, - радостно вскричал Клод.
– Ну да! Именно! Именно это она и делает! Она начинает грызть пакет, пакет разрывается, и крыса за свои труды получает целую порцию алебастра.
– Ну?
– Это ее и губит.
– Она умирает?
– Ну да. Тут же!
– Алебастр вообще-то не ядовит.
– А! Вот именно! Как раз тут-то вы и не правы. Алебастр разбухает. Если его смочить, он разбухнет. Как только он попадает крысе в горло, разбухает и убивает ее наповал.
– Не может быть!
– Крыс надо знать.
Лицо крысолова светилось тайной гордостью, и, поднеся свои костлявые пальцы близко к носу, он принялся потирать ими. Клод в восхищении смотрел на него.
– Ну и где же тут крысы?
Слово "крысы" он произнес мягко, гортанно, сочно, будто полоскал горло топленым молоком.
– Давайте-ка посмотрим на крррыс!
– Вон в том стоге сена, за дорогой.
– Не в доме?
– явно разочарованный, спросил он.
– Нет. Только вокруг стога. Больше нигде.
– Бьюсь об заклад, что они и в доме есть. По ночам, видно, пробуют вашу еду и распространяют всякие болезни. У вас тут никто не болеет?
– спросил он, посмотрев сначала на меня, потом на Клода.
– У нас все в порядке.
– Вполне уверены?
– О да!
– Этого никогда не знаешь. Можно болеть неделями и не чувствовать этого. Потом вдруг... бац!
– и готово. Вот почему доктор Арбутнот так привередлив. Вот почему он так быстро меня прислал, понятно? Чтоб помешать распространению болезни.
Теперь он облачился в мантию санитарного врача. Он словно был тут самой важной крысой, глубоко разочарованной в том, что мы не страдаем от бубонной чумы.
– Я чувствую себя отлично, - нервно проговорил Клод.
Крысолов еще раз вгляделся в его лицо, но ничего не сказал.
– И как вы собираетесь поймать их в стоге сена?
Крысолов хитро усмехнулся, обнажив зубы. Он залез в рюкзак и вынул из него большую жестянку, которую поднес к лицу. Из-за нее он посмотрел на Клода.
Яд!
– прошептал крысолов.
Он произнес это слово зловеще.
– Смертельный яд, вот что тут такое!
– При этом он как бы взвешивал банку на ладони.
– Хватит, чтобы миллион человек убить!
– Страшная вещь, - сказал Клод.
– Именно так! С ложечкой этого поймают, на полгода посадят, - сказал он, облизывая губы. У него была манера при разговоре вытягивать шею.
– Хотите посмотреть?
– спросил он и, вынув из кармана монету в одно пенни, с ее помощью открыл крышку. Вот! Смотрите!
Протягивая банку Клоду, чтоб тот посмотрел внутрь, он произносил слова нежно, почти любовно.
– Пшеница? А может, ячмень?
– Овес. Вымоченный в смертельном яде. Возьмите в рот только одно зернышко, и через пять минут вам крышка.
– Правда?
– Ну да. Я эту банку всегда на виду держу.
Он погладил ее и слегка потряс, так что зернышки овса внутри мягко зашуршали.