Дорога в Рим
Шрифт:
Носорог повел ногами, и юноша вновь вернулся к действительности. Туша, сотрясаемая дрожью, несколько раздернулась, увенчанная рогом голова бессильно упала на песок и наконец застыла без движения.
Огромный амфитеатр мгновенно затих, словно на него набросили плотное покрывало.
Ромул обвел глазами потрясенные лица зрителей, не веривших собственным глазам. Безоружный воин выстоял в схватке с опаснейшим чудищем — такого Рим еще не видывал.
Кто-то хлопнул в ладоши — раз, другой, третий. Остальная публика, разглядев аплодирующего,
Подняв взгляд выше, он увидел, что первым зааплодировал сам Цезарь. В глазах защипало. Хоть один зритель оценил его храбрость… Петрония этим не вернешь, но мысль о том, что его заметили, давала хоть какое-то облегчение.
— Кто он? — крикнул Цезарь. — Привести его ко мне, немедленно!
Распорядитель суетливо подскочил к Мемору и что-то зашептал ему на ухо. Лицо ланисты, искаженное бессильной яростью, вмиг переменилось; он рысцой побежал к ближайшей лестнице, ведущей вниз. Громовые аплодисменты все не смолкали, и Ромул ухватился за случай почтить память Петрония. С Бренном ему такого не удалось — и вина за это угнетала Ромула все последние годы. Повернувшись спиной к ложе Цезаря, он опустился на колени рядом с телом и пожал окровавленную ладонь ветерана.
— Спасибо, друг, — шепнул он, вспомнив Бренна, чье тело наверняка склевали стервятники. — Я попрошу, чтобы тебя погребли как подобает. Ступай с миром.
По лицу Ромула катились слезы, он осторожно протянул руку и закрыл безжизненные глаза ветерана.
Когда он встал, в грудь ему уперлись копья: его окружили четверо стражников во главе с ланистой. В глазах копейщиков читалось невольное восхищение, и лишь Мемор глядел как удав, у которого отняли добычу. Правда, Ромула настрой ланисты уже не волновал: в дело вмешались куда более могущественные силы, Мемор над ним не властен.
Зажав юношу в сомкнутый строй, четверка провела его под сиденьями, мимо клеток и дальше к зрительской трибуне, где Ромул никогда не бывал. Впитывать новые ощущения, правда, не оставалось сил: голова кружилась, смерть Петрония и победа над монстром поглотили все мысли.
Попав после темных переходов на яркое солнце, Ромул сощурился. Богатую ложу заполняли легионеры, сенаторы и высокопоставленные военные. Во взглядах читались одновременно уважение к нему, изумление и страх, кое у кого смешанные с отвращением, а то и с завистью.
Ромула поставили перед Цезарем, и сердце его дрогнуло от благоговейного трепета: служа в Двадцать восьмом легионе, он не раз видел командующего, но сейчас впервые подошел к нему так близко. Уже немолодой, с редкой седой шевелюрой, Цезарь не обладал яркой внешностью, однако уверенность и привычка повелевать делали его заметным в любой толпе.
Ромул низко склонился перед диктатором.
— Уйдите, — кивнул тот стражникам и уставил палец в грудь Мемора: — Ты останься.
Отвешивая на ходу поклоны, стражники поспешно исчезли с глаз.
— Этого раба сделали ноксием и отправили на смерть за то, что он незаконно вступил в легион. Так?
— В точности так.
Цезарь нахмурился.
— А второй кто?
— Его друг. Пытался его защитить, когда все открылось.
— Мне сказали, что этим рабом ты когда-то владел. Это правда?
— Правда. Я купил его совсем мальчишкой, выучил сражаться, сделал секутором, — елейным голосом затянул ланиста. — А он сбежал. Восемь лет назад убил нобиля и сбежал.
Цезарь взглянул на юношу.
— Два тяжких обвинения, — тихо проговорил он.
— Я не убивал нобиля, — возразил Ромул. Терять ему все равно было нечего.
— Да он тут понарасскажет! — встрял Мемор.
— Молчать! — Цезарь, которого ланиста явно раздражал, обернулся к Ромулу. — Если не ты убил, то кто?
— Мой друг.
— Тот, что на арене?
— Нет. Другой, этруск.
— Где он?
— Не знаю. В Александрии его ранило камнем из египетской пращи, и он исчез. — Ромул перехватил удивленный взгляд Цезаря и добавил: — В Двадцать восьмой нас обоих загнали силой.
По губам Цезаря скользнула улыбка.
— И тебе не оставалось выбора?
— Именно так.
— Значит, ты невиновен? Как и все преступники?
Среди легионеров раздались смешки.
— Я виновен лишь в одном, — выпалил Ромул, не в силах таиться дальше.
— В чем?
— Когда мы с другом сбежали из лудуса, то вступили наемниками в армию Красса. Сказали, что мы из галльского племени.
— Небылицы растут на глазах, — усмехнулся Цезарь и вдруг, заметив дернувшееся лицо Мемора, гневно повернулся к ланисте: — Говори!
— Ходили такие слухи, господин, — неохотно подтвердил тот. — После Карр я этого ублюдка и не надеялся увидеть живьем.
— Таких ублюдков, способных в одиночку убить носорога, еще поискать, — процедил Цезарь, вновь обернулся к Ромулу. — Значит, тебя с другими пленниками угнали в Маргиану?
— Да. За полторы тысячи миль от Селевкии, на край света, — ответил Ромул, глядя в глаза Цезарю. — Мы называли себя Забытым легионом.
Цезарь едва заметно кивнул.
— Однако ты сумел сбежать. Молодец. Один?
— С другом. С тем самым, который убил нобиля. — Ромул решил, что пора связать историю воедино, не век же испытывать терпение Цезаря. — Мы добрались до Барбарикума и оттуда поплыли в Египет, но у эфиопского берега корабль разбило. Мы выжили, боги нас не оставили. Нас нанял бестиарий, с ним мы дошли до Александрии.
— Где вступили в Двадцать восьмой легион.
Ромул кивнул.
— Из всех небылиц, что я слыхал, твоя лучшая, — бросил Цезарь, и среди свиты пробежал хохоток, напомнив Ромулу, что его судьба висит на волоске. Однако следующий ход Цезаря изумил юношу донельзя.