Дорога в Рим
Шрифт:
— Я же знал, что тебе нужно время помириться с Брутом. Потому и не приходил.
Взяв с блюда спелый персик, он вдохнул нежный аромат. Уж в Маргиане их такими не угощали… Погружая зубы в сочную мякоть, юноша старался прогнать мысли об истинной причине своего позднего прихода — и вдруг понял, что пытается играть в словесную игру с собственной сестрой, предоставляя ей самой начать разговор.
Сестра одарила его сияющей улыбкой.
— Ты так внимателен! Спасибо!
—
— Еще лучше, — довольно промурлыкала Фабиола, как кошка, добравшаяся до хозяйских сливок. — Мы счастливы, как никогда. Брут даже пожаловался Цезарю на Антония и рассказал о налете на Лупанарий.
— Правда? — подался вперед Ромул, стараясь не пропустить ни слова. — И что ответил Антоний?
— Все отрицал, конечно. Сказал, что Сцевола — мерзавец и волк-одиночка. Что напал на Лупанарий без спроса, — ответила Фабиола. — Цезарь ему поверил, но начальником конницы назначил другого. Слишком уж много толков о пьянстве Антония.
— Этим-то все и закончится. Как обычно.
— Не совсем, есть и польза. Брут имел публичную ссору с Антонием, дошло чуть не до кулаков, только Цезарь их и разнял.
— И что? — непонимающе спросил Ромул.
— Цезарь не поверил рассказу Брута о том, что случилось перед нападением на Лупанарий. То есть он держит Антония в фаворитах, несмотря на бесчинства. — Фабиола улыбнулась. — Брут недоволен. А значит, его легко будет переубедить.
У Ромула сжалось сердце. Зря он надеялся на нежные беседы, детские воспоминания и рассказы о пережитом.
— То есть убедить в твоей правоте, — с нажимом уточнил он.
— Да! — Фабиола тоже подалась вперед, в синих глазах плясали искры. — Брут пока хранит верность Цезарю, но я сумею его уломать. Он найдет нужных сенаторов и аристократов — сейчас полно недовольных. После триумфов Цезарь только и знает, что нарушает все законы, какие есть.
Ромул опасливо покосился по сторонам: беседа откровенно попахивала государственной изменой.
— Не волнуйся, — отмахнулась Фабиола. — Брут только что уехал в сенат, а остальные знают, что я люблю быть одна. Можешь не бояться.
Беспечная уверенность сестры в том, что Ромул с ней заодно, раздосадовала юношу донельзя.
— Значит, ты так и собираешься его убить? — прошептал он.
— Конечно! — Заметив, что он не разделяет ее восторга, она поджала губы. — Ты мне поможешь?
— С чего ты взяла, что он и есть насильник матери? Что он наш…
— Молчи! — резко остановила его девушка. — Не говори этого слова. Цезарь — чудовище, и его ждет расплата за злодеяние.
— Чтобы убить человека, нужны хоть какие-то доказательства, — твердо выговорил Ромул. — А не фантазии.
— Ромул, он пытался меня изнасиловать!
Юноша не уступал.
— Это не значит, что он изнасиловал маму.
Брат и сестра, не желая уступать, не сводили друг с друга глаз.
— Значит, ты так? — наконец не выдержала Фабиола. — Появляешься после стольких лет разлуки — и не хочешь отомстить за зло, причиненное твоей же семье?
Уязвленный ее словами, Ромул встал.
— Как бы ни были тебе противны ухаживания Цезаря, он тебя не тронул. Убивать его не за что, — отрезал он. — Если докажешь, что на мать напал Цезарь, — я твой. Но я не стану убивать невиновного. Я слишком часто этим занимался.
— А ты себя считаешь единственным страдальцем? — крикнула Фабиола. — И я, значит, спала с каждым встречным просто так? Ни для чего? Да я их всех ненавидела! Только и мечтала выяснить, кто изнасиловал мать! И найти тебя! И теперь, когда вина Цезаря неоспорима и ты здесь, чтобы его убить, — вот она, моя награда!
Ромул в замешательстве отвел глаза: его невзгоды и впрямь несравнимы со страданиями сестры. Однако он не отступал.
— В Лупанарий тебя продал не Цезарь. А Гемелл. И он уже за это заплатил. Ты отомщена.
— Ромул, Цезарь виноват! — умоляюще воскликнула девушка. — Я точно знаю! Он должен быть наказан!
Страстность, прозвучавшая в ее словах, заставила Ромула взглянуть на сестру. Она плакала, плечи сотрясались от рыданий, и, когда юноша неосознанно потянулся ее утешить, Фабиола тут же упала в его объятия.
— Ну что ты, не надо, — бормотал он, неловко гладя по спине. — Все будет хорошо.
Плач тут же стих — и Ромул насторожился.
— Помоги мне, — прошептала девушка.
Ромул, стиснув зубы, оттолкнул сестру.
— Нет. Не могу.
— Почему? — В глазах Фабиолы блеснули непролитые слезы.
— Я уже говорил. — Ромул, потрясенный легкостью, с какой она меняла настроение, пристально смотрел на сестру. — У тебя нет доказательств.
Несколько мгновений они стояли друг против друга, наконец Ромул отвел взгляд.
— Я не буду в этом участвовать. Я ухожу.
Теперь Фабиола отчаянно сжала руки, как потерянный ребенок.
— Не уходи! Пожалуйста!
Ромул отступил от стола и отвесил церемонный поклон.
— Если я понадоблюсь — для чего-то другого, — ты знаешь, где я живу.
— Да, — жалобно ответила Фабиола, не пытаясь его остановить.
Пройдя к двери десяток шагов, он услышал сзади ее голос: